А очень даже наоборот

До того момента между ними ничего не было. И хотя знали друг друга почти что уже месяц, ни разу даже не поцеловались, потому что если Верку целовать, ей становилось от этого смешно, а Рыжий так и вообще целоваться не умел.
Но когда он заболел, Верка стала приходить, заботилась о нем и лечила грибом.
Верка была воровка еще с малолетки и первый раз засветилась, когда ей не было шестнадцати лет. Она – тонкая, гибкая, с узким, как у мальчишки тазом – твигги, пролезала в любые форточки.
Командой из трех человек работали по киоскам и попались на химловушке.
Верка тогда в первый раз постриглась налысо, потому что эта ловушка испачкала ей оранжевым все волосы. Так, с короткими, как у пацана, и осталась. С короткими ей больше шло.
Она и шмотки носила пацанские, но с особым женским шиком, многим мужикам это нравилась и они легко становились ее жертвами.
В первый раз Верку не посадили, только исключили из школы. Посадили ее подельников, а она сразу же сошлась с двумя клофелинщиками и поехала кататься по всему Союзу в вагонах СВ. С одним из клофелинщиков бывшим гимнастом Рудиком у нее случилась большая любовь.
Верка Рудику дала, не опытная в этих делах, забеременела и на шестом месяце, когда стал виден живот, соскочила с гастролей, села дома у матери.Лето у клофелинщиков было хорошее. Они заработали денег, приоделись в фирму, обнаглели и стали работать по валютным барам и гостиницам.
Менты приняли их в начале осени здесь же в Минске в Планете – Рудика, его друга и новую телку-наводчицу, которую клофелинщики взяли вместо Верки, какую то биксу из Прибалтики.
Эта жучка, оказывается, уже год факалась с Рудиком. Верка только сказала стремной неряшливой тетке, которая принесла от Рудика из следственного изолятора, написаную карандашом записку, потребовала за это пять рублей, что денег не даст, пусть оплатит отправляющая сторона. Ответа не будет.
Сейчас Верка оказалась на мели.
Рыжий про ее ребенка ничего не знал, про ребенка вообще никто ничего не знал, ребенок рос и воспитывался у бабушки, дедушку называл папа. Но если бы Рыжий узнал, нормально отнесся, потому что был в нее влюблен.
Родичи у Рыжего были среднего достатка столичные евреи, со связями, порядочные, нежадные и непьющие.
В первый раз, когда она пришла к ним в гости, и огляделась, подумала, что в таком семейном гнездышке хорошо бы перевести дух.
Эта странная, скорее нервная, чем телесная болезнь, которая вдруг уложила Рыжего в постель, сильно напугала его родителей. Они не знали, что делать. А Верка приходила, сидела рядом на корточках по несколько часов недвижно, как могут сидеть только блатные и однажды его полностью вылечила.
Нет, не грибом, конечно, своим, женским способом.
Случилось то что случалось всегда, когда она этого хотела. Родичи Рыжего все поняли, Верка оставалась в первый раз ночевать, к ней быстро привыкли, полюбили, и уже ходила как своя по дому, готовила на кухне и знала, где что лежит.
Не удержалась. Опытным взглядом воровки быстро поняла, где эти евреи держат деньги, взяла только один раз из дальней заначки, всего сто рублей. Но это сразу же обнаружилось.
Когда родичи Рыжего, после объяснения, вышли, чтобы дать им возможность поговорить, Рыжий спросил:- Зачем ты это сделала?
Она сказала:- Мне срочно нужно было. Если бы захотела вас обокрасть, то взяла бы все.
Послушай, я у вас как домработница. Может мне быть за мой труд маленькое вознаграждение?
Она была умнее его, она вообще была умнее всех баб и многих мужиков.
Что он мог ей ответить. И только крикнул самое злое, самое страшное, что в этот момент пришло в голову: “Да пошла ты нахуй.!”На что она, обняв его за шею и глядя в глаза, сказала ласково, что женщине быть посланой на хуй не в падлу, а очень даже наоборот.

Boris Vladimir Rabinovich
Из сборника “2021”