Так случается, что один человек в какой-то момент становится символом всей своей профессии или рода занятий. В нашей стране научную популяризацию на телевидении олицетворял собой Сергей Капица со своей неизменной передачей “Очевидное – невероятное”. Разумеется, это положение стало привычным не вчера, а очень-очень давно – до зарегистрированных “Гиннессом” рекордов живучести, до государственных премий и медали РАН “за выдающиеся достижения в области пропаганды научных знаний”. Высоцкий спел нам про “краснобая и баламута, заламывающего руки перед тайною Бермуд”, найдя тем самым для уважаемого профессора место в народном пантеоне.
Еще совсем недавно, готовя для журнала обзор современных научно-популярных программ, мы собрались было править у автора фразу, где в предшественниках нынешнего разноцветья числилось одно-единственное “Очевидное – невероятное”. Ну как же, ведь были еще “В мире животных”, “Клуб кинопутешествий”, “Здоровье”, “Хочу все знать!”, наконец… Нет, не поправили. Блиц-опрос среди оказавшихся рядом коллег выявил простую истину: в качестве передачи, посвященной именно науке во всей ее полноте и многозначности, народ воспринимает исключительно “Очевидное – невероятное”. Нужно, правда, сразу оговориться: сам Сергей Петрович предпочитал называть род своей деятельности не популяризацией (пусть даже научной), а просветительством.
Занятно, что в вину Сергею Капице часто ставят то, что он так и не стал “настоящим” академиком, то есть как бы проиграл негласное соревнование со своим отцом – выдающимся физиком, лауреатом Нобелевской премии. Разумеется, он получил величайшую известность иного рода, затмившую все его собственные научные достижения, заслуги в качестве преподавателя и организатора МФТИ, а также (вот так!) научные и организационные свершения отца и брата-географа, создав из среднего Капицы образ такого обобщенного “академика”, говорящего с народом на общепонятном языке и символизирующего собой всю нашу науку, а в особенности физику.
Понимание того, что за плечами Сергея Петровича стоит тень его великого отца, с которым его как-то уж часто стали путать, а за призрачным академическим статусом – всего лишь почетное членство в разных “неправильных” академиях, так порой разочаровывало разного рода эрудитов, что они торопливо делали последний шаг от любви к ненависти и принимались проклинать скопом всю советскую популяризацию на телевидении, обвиняя ее в несерьезности, ограниченности, мелкотравчатости, занудности и еще бог знает в чем.
К сожалению, с научным сообществом было никак не проще. Еще на заре своей телевизионной карьеры, прежде чем сделать “опрометчивый” шаг, Капица советовался со старшими коллегами, в том числе и с академиком Арцимовичем, который сказал: “У тебя безусловно получится, только имей в виду: этим на своей академической карьере ты ставишь крест”. Была бы у Сергея Капицы подлинная научная слава, сопоставимая со славой его отца, если бы он не ступил на этот путь, в общем-то неизвестно – история не терпит сослагательного наклонения. Но в любом случае телевидению он пожертвовал немалую часть себя, своего времени и душевных сил. И вряд ли это можно назвать предательством Науки.
Пуристы возмущались еще и тем, что Капица не вышел из РАЕН, когда стало окончательно ясно, что собой представляет эта “академия” грабовых и петриков, и тем, что водил дружбу с “нерукопожатными” сильными мира сего. Вероятно, тут сказывался журналистский интерес ко всем жизненным проявлениям, спокойный характер и общее отношение к политике как к какой-нибудь погоде, характерное, кстати, и для его отца. Во всяком случае все хоть сколько-то знакомые с Сергеем Петровичем могут засвидетельствовать, что он, как и его отец, совершал благородные поступки в совершенно невыгодных, казалось бы, для себя обстоятельствах. И всегда имел свое собственное мнение, не скрывая его от собеседника при самом благожелательном к нему отношении. Его неверие в Бога не мешало ему водить дружбу со священниками самого высокого ранга, собирать подписи за восстановление церквей или отстаивать написание “Бога” с прописной перед советской цензурой. А неверие в коммунизм не мешало ратовать за сохранение советских научных школ и системы образования, а также за сохранение уникальной структуры доставшейся нам от СССР Академии наук.
У “свободного” российского телевидения к Капице были свои претензии. В тот период, когда основными научными светилами на ТВ считались уже неизменные джуны, чумаки, кашпировские или даже глобы, скучный профессор все как-то не перестраивался и все там портил, не постиг прелести “тайны воды”, не соблазнился тысячами Петрика, не поделился своим лакомым старым брендом со всеми этими креативными новаторами. “Невероятное” каким-то чудесным образом уцелело, так и не став очевидной насмешкой над настоящим невероятным, то есть подлинной наукой, а Капица, хоть и пропадал порой с голубых экранов на годы или теснился в резервации “Культуры”, все равно оставался прежним символом, что, впрочем, было не так уж, наверное, и трудно на этом безрыбье.
И всегда наступает момент, когда ниже нуля уже не опустишься, рано или поздно интерес к настоящей науке возвращается даже в ящик для дураков. Что-то появляется помимо западных бибисишных сериалов, и очень занятно наблюдать, как любое “новое слово” в телепопуляризации теперь неизменно отталкивается от того формата, который узаконил в свое время Капица: беседы умных людей за одним столом в студии на важные мировоззренческие темы. Конечно, вместо одного ведущего по контрасту с Капицей могут посадить двух. Опять же по контрасту ученых может опрашивать дилетант – свой парень для телезрителей, демонстрирующий если и не явное невежество, то во всяком случае гуманитарный характер своего образования (в беседе с физиками или биологами). Могут приглашаться и не светила той или иной науки, а молодые исследователи, говорящие бойко, жарко и страстно. Стол могут расцветить дисплеями, могут его вовсе вынести, но все равно так или иначе в студии маячит или будет маячить тень великого Капицы, увы, ушедшего теперь от нас в своем физическом воплощении летом 2012 года в возрасте 84 лет.
Leave a Reply