тношения между поэтами и властями в России всегда были непростыми. Поэтов сажали, расстреливали, изгоняли из страны. Сегодня за стихотворение возбуждают уголовное дело.
Мы – солдаты Степана Бандеры.
Что фашисты нам, что москали…
Ничего нет сильней нашей веры
И любимей родимой земли.
Мы идем на врагов, смерти в жерло.
Пусть погибнем за рiдну свою.
Україна, вона ще не вмерла.
I до зустрiчi, друзi, в раю!
Александр Подрабинек: Я начал нашу сегодняшнюю передачу с отрывка из стихотворения Александра Бывшева “Украинские повстанцы”. Поэт попытался вжиться в образ бойца Украинской повстанческой армии времен Второй мировой войны. Пусть литературные критики спорят о том, насколько ему это удалось и каковы художественные достоинства его поэзии. Нас интересует другое – судьба сочинителя. Против Александра Бывшева возбуждено уголовное дело. Ему грозит до четырех лет лишения свободы. Именно за это стихотворение.
Мы еще вернемся к этому случаю, но сначала обратимся к истории. Когда и как преследовали в России за поэзию?
В 1820 году Александра Пушкина за его хлесткие эпиграммы на Алексея Аракчеева и Александра I хотели сослать в Сибирь или заточить в Соловецкий монастырь. Усилиями влиятельных друзей наказание смягчили – отправили на службу в Кишинев.
Другой хрестоматийный пример – Михаил Юрьевич Лермонтов. После распространения в тогдашнем самиздате стихотворения “Смерть поэта”, против Михаила Юрьевича было начато “Дело о непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым”. Поэта арестовали, но через несколько дней перевели под домашний арест. Сочувствие участи погибшего на дуэли Пушкина обернулось для Лермонтова переводом в 1837 году из столицы в драгунский полк на Кавказе.
Еще хуже пришлось поэту Тарасу Шевченко. В 1847 году за свою поэму “Сон” с сатирой на императрицу он был рекрутирован в армию и определен рядовым в Отдельный Оренбургский корпус. Военному начальству предписывалось “строжайшее наблюдение” за солдатом. Самому Шевченко было запрещено писать и рисовать. Солдатчина его длилась 10 лет. Освободившись от армейской службы, он прожил всего 4 года.
Репрессии в Российской империи – это детский сад по сравнению с тем, что ждало поэтов в Советском Союзе. О судьбе поэтов, осужденных в сталинские времена за свои стихи, мы беседуем сегодня с журналистом Леонидом Велеховым.
Кто из поэтов сталинской эпохи, советского времени, пострадал за свое поэтическое творчество?
Леонид Велехов: Список этот надо открывать Николаем Степановичем Гумилевым, самым, по мнению некоторых, замечательным поэтом Серебряного века. Его обвинили в организации антисоветского и контрреволюционного заговора, действительно он в нем участвовал, но уничтожен он был как поэт. Мы помним, что Горький ходатайствовал, Ленин даже сказал, что да, отпустите его. Но почему-то вовремя это не поспело, и все это было неслучайно.
Александр Подрабинек: То есть большевики знали, что они расстреливают поэта, не просто участника заговора?
Леонид Велехов: Большевики знали, что они расстреливают великого поэта, который не пожелал эмигрировать, как это сделала значительная часть его товарищей, поэтов Серебряного века, и который просто бросил открытый вызов советской власти, но он во всем оставался поэтом. Дальше, конечно, начало 30-х годов – поэты пошли, что называется, по этапу до 1937 года. Клюев – 1934 год, он первый раз был арестован, совершенно очевидно, что за поэзию, хотя тоже приписали контрреволюционную пропаганду, приписали какие-то мотивы, связанные с личной жизнью. Но Клюев, который совершенно прямо всегда говорил о том, что против революции, которая уничтожает тот патриархальный уклад, ту Русь, которую он обожал и которую воспевал в своих стихах, говорил об этом, между прочим, на допросах, при том, что был слабый, не от мира сего человек, но ничего не боялся. Это совершенно откровенный случай уничтожения поэта.
Александр Подрабинек: Он попал в ссылку, пробыл некоторое время в ссылке, потом был арестован, и дальше следы его теряются. Говорят, что он был расстрелян. У меня есть письмо, которое он написал своему ближайшему другу Сергею Клычкову: “Я сгорел на своей “Погорельщине” (“Погорельщина” – это его поэма, которая ему инкриминировалась), как некогда сгорел мой прадед протопоп Аввакум на костре пустозерском. Кровь моя волей или неволей связует две эпохи: озаренную смолистыми кострами и запалами самосожжений эпоху царя Феодора Алексеевича и нашу, такую юную и потому много не знающую. Я сослан в Нарым, в поселок Колпашев на верную и мучительную смерть. Она, дырявая и свирепая, стоит уже за моими плечами. Четыре месяца тюрьмы и этапов, только по отрывному календарю скоро проходящих и легких, обглодали меня до костей. Вспомни обо мне в этот час – о несчастном – бездомном старике-поэте. Небо в лохмотьях, косые, налетающие с тысячеверстных болот дожди, немолчный ветер – это зовется здесь летом, затем свирепая 50-градусная зима, а я голый, даже без шапки, в чужих штанах, потому что всё мое выкрали в общей камере шалманы. Подумай, родной, как помочь моей музе, которой зверски выколоты провидящие очи?! Куда идти? Что делать? Прощайте, простите! Ближние и дальние. Мерзлый нарымский торфяник, куда стащат безгробное тело мое, должен умирить и врагов моих, ибо живому человеческому существу большей боли и поругания нельзя ни убавить, ни прибавить”.
Леонид Велехов: Как перекликается даже по описанию страданий с другим поэтом совершенно другого направления – с Осипом Мандельштамом. Тоже в 1934 году в первый раз был арестован, отправился в ссылку за свое стихотворение, очевидно, за это: “Мы живем, под собою не чуя страны…”. До сих пор самое, я считаю, яркое, самое талантливое антисталинское стихотворение, какое было написано. Неслучайно, когда он Пастернаку прочитал его впервые, Пастернак сказал: “Вы совершили акт самоубийства”. И так оно и произошло. И умирал Мандельштам так же страшно, как и Клюев. Мы помним шаламовское описание гибели Мандельштама, как тело его оледеневшее было выброшено, захоронено в этой страшной вечной мерзлоте, в которой он был. Это все начало 1930-х годов. Интересно, как брали поэтов-почвенников. Замечательный недооцененный поэт Борис Корнилов, который в 1932 году впервые был разгромлен за кулацкую пропаганду, потом какое-то было затишье, в 1937-м его взяли. Тоже был поэт, и старавшийся попасть в тон эпохи и вместе с тем всегда не совпадавший, написавший не случайно: “Айда, голубарь, пошевеливай, трогай. В дорогу, мой конь вороной. Все люди как люди, проедут дорогой, а нас пронесет стороной”. Вот эта поэтическая тема замечательна. Они никак не могли совпасть, они хотели, как тот же Есенин, совпасть, попасть в какой-то унисон с эпохой, и не могли, потому что их собственный, что называется, внутренний гений не позволял этого сделать. Мы говорим об этих поэтах крестьянского направления, а вместе с тем начало 1930-х годов – это и арест нескольких замечательных поэтов ленинградских – Даниил Хармс, Олейников, Веденский, вся группа обэриутов. Они уже в силу своей исключительной умности и ироничности не могли попасть в ногу с эпохой.
Александр Подрабинек: И власть не могла их не заметить.
Леонид Велехов: Не могла их не заметить. Начало 1930-х годов – это арест замечательного Николая Робертовича Эрдмана, автора басен, одну из которых имел неосторожность Василий Иванович Качалов прочитать на вечере в присутствии Сталина: “Однажды ГПУ пришло к Эзопу и взяло за попу. Вывод ясен: не надо басен”. И Эрдман, автор сценария “Волги, Волги”, обласканный, казалось бы, властью, отправился в ссылку.
Александр Подрабинек: Только ссылкой ограничился, слава богу.
Леонид Велехов: Ограничился, слава богу, только ссылкой, выжил, во многом благодаря своей возлюбленной Ангелине Осиповне Степановой, замечательной мхатовской актрисе, которая его поддерживала. Сохранилась их изумительная переписка. Тут еще ведь какая штука, я думаю: все-таки Сталин был единственный советский руководитель, который был неравнодушен к искусству.
Александр Подрабинек: По-своему, по-тирански неравнодушен.
Леонид Велехов: Но он считал себя поэтом, он писал когда-то в ранней молодости стихи, и он внимательно все читал. Очевидно, что во многих из этих случаев его личный “жирный палец, похожий на червя”, как он описан у Мандельштама, здесь присутствует. Нет сомнений, что он показал этим пальцем и на Ахматову после войны, когда вдруг стали ее громить и вышло постановление о журналах “Звезда” и “Ленинград”, то есть Сталин за всем этим, конечно, стоит.
Александр Подрабинек: Смерть Сталина и последовавшая затем “оттепель” ослабили тиски, в которых была зажата отечественная литература. Но репрессии лишь ослабли. О полной свободе творчества поэты и писатели могли только мечтать. Тех же, кто не ограничивался мечтаниями о свободе, а продолжал писать и публиковать, снова ждали репрессии и тюрьма.
Уже в 1958 году, несмотря на провозглашенную оттепель, жесткой травле подвергся поэт Борис Пастернак. Не за то даже, что написал роман “Доктор Живаго”, и не за то, что опубликовал его на Западе, а за то, что получил за это Нобелевскую премию по литературе.
“Антисоветскую заморскую отраву / Варил на кухне наш открытый враг”, – писал в адрес Бориса Пастернака придворный гимнописец Сергей Михалков. Уже тогда власть руками своей литературной челяди обозначала, кто снова становится врагом народа. И очень скоро тюремная судьба настигла писателей Валерия Тарсиса, Андрея Синявского, Юлия Даниэля. Не отставали от писателей и поэты.
О судебных преследованиях поэтов брежневской эпохи мы беседуем с сотрудником московского “Мемориала” Алексеем Макаровым.
Александр Макаров: Совершенно нетипичный пример – это Ирина Ратушинская, которая в 1980 году за стихи получила максимум по 70-й статье – 7 лет лагерей и 5 лет ссылки.
Александр Подрабинек: Ей инкриминировались только стихи?
Александр Макаров: Нет, еще хранение нескольких обращений, но в основном это стихи. Стихи разные – об истории, о гибели Гумилева, о жизни диссидентов, о Чехословакии. Совершенно обычные стихи.
Александр Подрабинек: Это было отражено в приговоре?
Александр Макаров: Да, это было отражено в приговоре. Советская власть не понимала, что такое поэзия, поэтому для них это все звучало, как “документ в стихотворной форме”. То есть поэзия, не поэзия – неважно, “документ в стихотворной форме”.
Александр Подрабинек: Вы можете отметить что-то в приговоре из этого?
Александр Макаров: Например: “В 1979 году в городе Киеве изготовила не менее 10 экземпляров документов в стихотворной форме под названием “Письмо в 21 год”. В этом так называемом стихотворении клеветнически называет нашу страну жестокой, где будто бы гибнет поэзия, а поэты подвергаются преследованиям”. Стихотворение посвящено памяти Гумилева. В 1983 году саму Ратушевскую за это стихотворение сажают. То есть абсурд. Стихи инкриминировались поэту и участнику Московской Хельсинкской группы Виктору Некипелову. Его судили в 1980 году во Владимире. Конечно, инкриминировались не только стихи, он довольно активно выступал и в защиту прав инвалидов, и был членом Московской Хельсинкской группы. Во второй половине 1980-х все время подвергался преследованиям, у него было больше восьми обысков. Вот, например, фотография, последствия одного из обысков 26 августа 1979 года. Собственно, после этого он был арестован и в 1980 году приговорен к лагерю.
Александр Подрабинек: И что, на обысках забирали стихи?
Александр Макаров: Забирали его стихи. Более того, забирали и чужие стихи. Люди арестовывались не только за собственные стихи, но и за хранение Ахматовой и Мандельштама. Причем часто ГБ даже не понимало, что это за стихотворение. У Ратушинской, например, есть стихотворение Коржавина “Баллада об историческом недосыпе”. В приговоре говорится – автор не установлен.
Александр Подрабинек: У Некипелова много забрали стихов на его обыске?
Александр Макаров: Да, довольно много.
Александр Подрабинек: Они все вошли в приговор?
Александр Макаров: Нет, конечно, не все. В начале 1960-х годов он вообще успел выпустить вполне официальный сборничек стихов, но некоторые из них вошли в приговор наряду с правозащитными документами.
Александр Подрабинек: Это отражено в протоколах обысков?
Александр Макаров: Да, это отражено в протоколах обысков. Вот, например, копия протокола обыска и выемки 1972 года, в котором говорится: “Ученическая тетрадь в клетку на 12 листах, 10 из которых заполнены записями – стихами”. И дальше, как полагается: начинаются записи строкой, заканчиваются. И просто идет: тетради со стихами, записные книжки, письма и так далее. Он отсидел, потом эмигрировал в конце 1980-х. А лагерная судьба еще одного поэта, который был осужден за стихи, Василия Стуса (считается, одного из крупнейших украинских поэтов ХХ века, он номинировался на Нобелевскую премию по литературе) трагична. Он в 1985 году погиб в лагере при не очень понятных обстоятельствах. Он дважды сидел, первый раз его арестовали в 1972 году, тоже инкриминировали стихи, второй раз в 1980-м.
Совершенно особняком стоящим поэтом был Валентин Соколов, которого больше знали по прозвищу Валентин Зэка, потому что такой российский Франуса Вийон, он сидел большую часть жизни с начала 1960-х годов, и в лагере, и в психиатрических больницах. Инкриминировали каждый раз ему стихи. Собственно, умер он в 1982 году в психиатрической больнице. Об этом узнали только в 1984-м. Это тетрадь со стихами Валентина Зэка, которую записал его солагерник Валентин Антропов, тоже поэт, который обладал феноменальной памятью, он запомнил огромное множество стихов и после того, как вышел из заключения, записал и передал нам в архив. Я подозреваю, что многие из этих стихов никогда еще не публиковались. Поэтическое наследие Соколова-Зэка разбросано по различным частным архивам. Кто знает, может у какого-нибудь человека, который случайно сидел по уголовной статье в 1970-е годы, до сих пор лежат записанные стихи, еще неизвестные.
Александр Подрабинек: Как хочется думать, что все нами услышанное – это только история. Что эти мелочные обиды и бредовые обвинения – от Шевченко и Лермонтова до Соколова и Стуса – остались в прошлом. Что в 21-м веке никому в России не придет в голову преследовать за стихи, какими бы ни были их политическая направленность и художественные достоинства.
Вернемся к тому, с чего мы начали эту передачу. Александру Бывшеву 42 года. Он окончил Орловский пединститут и теперь преподает немецкий язык в средней школе в поселке Кромы, Орловской области. Еще он пишет стихи. Что-то публикует в печати и сборниках, что-то размещает в интернете. Он пишет на разные темы, в том числе и политические.
1 марта этого года он разместил в социальной сети “ВКонтакте” свое стихотворение “Украинским патриотам”. В нем он однозначно и весьма эмоционально поддерживает революцию в Украине. Что произошло дальше? Рассказывает Александр Бывшев.
Александр Бывшев: Где-то в конце марта этого года появилась в нашей местной газете “Заря” статья “Таким патриотам нет места в России”. Там было написано о том, что поступило анонимное заявление на гражданина А. Бывшева в связи с его опубликованным в интернете стихотворением “Украинским патриотам”. От двух человек, таких рассерженных граждан, патриотов России, была разгромная статья в духе 1930-х годов.
“В неспокойное время, когда внешние враги оскалили свои зубы и затаились в смертоносном прыжке, находятся люди, которые подрывают Россию изнутри, действуя как пятая колонна… В то время, когда по всей стране проходят митинги, отправляются машины с продовольствием, собираются средства в поддержку мирных жителей Крыма и их волеизъявления войти в состав Российской Федерации, находятся люди, которые по злому умыслу или по своему недоразумению подрывают основы демократии”.
Александр Бывшев: Где-то через месяц приехали в школу представители Центра по противодействию экстремизму. И в машине фактически был учинен допрос, как они сказали – беседа. Но больше были вопросы политического плана, хотели, наверное, прощупать мою политическую позицию. Вопросы характерные были: почему поддерживаете Украину, какое вы имеете отношение к Украине? Как бы вы отнеслись к присоединению юго-востока Украины? Насчет Крыма и так далее. Потом меня уже уведомили в Следственном комитете, что против меня возбуждено уголовное дело по этому стихотворению. После этого через несколько дней был обыск у меня на квартире. Искали экстремистские материалы, возможно, оружие, наркотики и так далее. Забрали книгу одного орловского писателя, авторский экземпляр с посвящением мне под названием “Страна не пуганных идиотов”. То есть этих людей насторожило такое название, на всякий случай они забрали эту книгу. А также что-то такое из религиозных материалов. У нас ходили по домам люди, по-моему, из Свидетелей Иегова, кто-то из моих домашних, очевидно, взял брошюрку. На всякий случай и ее забрали. Просто до смешного. Потом уже пошло совсем не смешное дело, потому что пошли допросы. Речь уже шла конкретно об этом стихотворении, поскольку по нему было заведено уголовное дело, ознакомили меня с экспертизой. Есть у нас эксперт так называемый, преподаватель университета, который, очевидно, руку набил на этих экстремистских делах. Поскольку, я так понял, он работает на правоохранительные органы, вернее она – доцент некая Власова, она дала свою оценку, в которой показала, что содержатся там призывы к насилию, противоправным действиям, есть налицо факты разжигания розни по национальному и религиозному признаку и так далее. То есть все, что от нее требовалось, она написала.
Александр Подрабинек: Конечно, времена сегодня не сталинские. “Национал-предателей” из “пятой колонны” не бьют на допросах, не выбивают показания пытками. Да и зачем? У следователя все под руками. Оцените: 1 марта 2014 года в 20 часов 24 минуты Бывшев Александр Михайлович, находясь в своей квартире по такому-то адресу, с целью возбуждения вражды и унижения достоинства человека, группы лиц по признаку национальности, используя принадлежащий ему ноутбук, подключенный к информационной сети “Интернет”, разместил на своей странице в социальной сети “ВКонтакте” для всеобщего публичного ознакомления стихотворение “Украинским патриотам”.
О “преступлении” известно с точностью до минуты! И фамилия, и адрес, и все данные о преступнике – все как на ладони. Это вам не убогая отписка “в неустановленном месте, в неустановленное время, неустановленными лицами”. А как талантливо следствие соединяет точность интернет-данных с расплывчатостью обвинительных формулировок! Вероятно, оно надеется обилием цифр компенсировать отсутствие состава преступления. Информации так много и она так доступна, что обвиняемого даже сочли возможным не изолировать на время следствия. Александр Бывшев рассказал, как оно ведется.
Александр Бывшев: Нет, ни подписки о невыезде, ни домашнего ареста, этого не было. Просто было сказано, что я по первому зову должен являться исправно на все эти самые допросы. Мне показалось, что следователь по этому делу поначалу работал с огоньком, взялся за это дело, даже по глазам было видно. Дело в том, что дело необычное. Насколько мне известно, в России прецедента еще не было, чтобы за стихи открывалось уголовное дело. Но что самое интересное, буквально через месяц с небольшим изменился состав оперативно-следственной группы, и этот человек уже не ведет это дело, а передали другому. Как сказал мой адвокат, очевидно, что-то такое у них не заладилось, возможно, почувствовали, что тяжело найти им доказательства по поводу моей вины. Еще через месяц, сейчас могу даже точно сказать число – 19 июня – уже было возбуждено второе уголовное дело по еще одному стихотворению “Украинские повстанцы”. Это вообще забавный случай. Я пишу новую книгу о Второй мировой войне, рабочее название “Кровавая память”. То есть решил взять и смотреть на это событие с разных точек зрения, сделать таким выпуклым. В том числе у меня есть стихотворение, написанное от имени украинских повстанцев, то есть от имени солдат УПА, Украинской повстанческой армии. Я попытался использовать такой литературный прием, как вжиться в их образ, влезть в их кожу, что они чувствовали, что думали, какой был образ жизни и так далее. Написал стихотворение “Украинские повстанцы”. Так вот эти самые товарищи экстраполировали это стихотворение на современный этап о том, что я опять же призываю к противоправным действиям, к розни, к массовым убийствам русских. Полный бред.
Александр Подрабинек: Поселок Кромы – районный центр, расположенный между Орлом и Курском. В нем всего 7 тысяч жителей. Практически все друг друга знают. Но это не значит, что все друг друга любят. Нравы советского времени не изжиты. Подозрительность, страх и покорность перед начальством формируют общественное мнение. В том числе и в отношении Александра Бывшева. В том числе и с помощью прессы – от местной “Зари” до “Учительской газеты” и “Литературной России”. Впрочем, сам он на жизнь не жалуется, отмечая, что у него есть и сторонники.
Александр Бывшев: Я получаю очень много писем в поддержку, но есть, конечно, ругательные. Там, где ругательства и оскорбления, в основном анонимы действуют. По поселку непростая ситуация была в начале. Потому что у людей был элементарный страх, люди приучены к тому, что если человек находится под следствием, дыма без огня не бывает, и прочий русский фольклор пошел. Поэтому кто-то решил подстраховаться – на всякий случай не замечать меня, не здороваться, люди категорически отказываются вообще об этом деле вести речь. Я и не настаиваю, потому что глупо мне подходить со своими проблемами и говорить с людьми. Есть и откровенные вражда и недоброжелательность, но и поддержка тоже есть, опять же негласная поддержка, по принципу один на один: ты молодец, мы тебя поддерживаем. Но прилюдно ни в коем случае.
Александр Подрабинек: Два уголовных дела Александра Бывшева за два его стихотворения почти наверняка закончатся судом. Возможно, дела соединят, и приговор будет только один. Может быть, Бывшеву повезет и его приговорят к наказанию, не связанному с лишением свободы. Но российскому обществу повезет, только если приговор Бывшеву будет оправдательным. Потому что любой обвинительный приговор будет свидетельствовать, что Россия не просто погружается в варварские времена, а уже погрузилась и деловито там осваивается. Что же касается суровости наказаний, то умельцы от правосудия быстро наверстают упущенное. И вряд ли жители, например, маленького российского поселка Кромы будут отчаянно этому сопротивляться.
Александр Бывшев: Степень зомбированности наших людей просто поражает. Я никогда не думал, что так легко люди на такую примитивную пропаганду будут откликаться. Просто поразительно. Даже у нас в Кромах я слышал такие предложения некоторых людей: а давайте формировать отряды и отвоевывать Аляску.
Александр Подрабинек SVOBODA.ORG
Leave a Reply