Такая дружная была у них семья. Сытость, довольство, благополучие. Вечно молодые и немножко толстые
Я приезжал из Нью-Йоркского ада. Они меня любили. Смотрели на меня радостно и встревоженно. Как поживаешь, ты похудел? Вели под руки в гостинную, накрывали стол, садились полукругом. Я рассказывал об Америке. Знал, что они хотят услышать от меня подтверждения того, что они все делают правильно.
Желтое такси, статус эмигранта, негры, жизнь по съемным квартирам, эксплуатация человека человеком, сын-наркоман, больная раком жена, безответная любовь к молодой женщине, ностальгия.
Меня угощали котлетами с гречневой кашей, успокаивали. Витя говорил шутя: «Вот ты предал родину и тебе плохо, а мы никого не предавали и пребываем в равновесии с природой».
Умер дед. Освободилась жилплощадь с балконом, жить стало лучше, веселее. Мы выходили на балкон, курили, я смотрел на город с высоты шестого этажа. Они спрашивали у меня:
— О чем ты сейчас думаешь?
— Сейчас?
— Да, прямо сейчас.
— Однажды с папой мы пошли в Парк Горького, чтобы покататься на колесе обозрения. Мне было восемь, а моему брату шесть лет. Когда мы поднялись на самый верх, нам было не страшно. С такой высоты на город мы еще никогда не смотрели. Вдруг колесо остановилось и внизу на за земле в полной тишине стали кричать какие-то тетки. Мой младший брат испугался и заплакал. А папа сказал:
– Видите булочную на Круглой , сейчас мы спустимся, пойдем в этот магазин, я куплю вам по большому куску торта Сказка, вы будете есть торт прямо там с тарелок и запивать сладким какао. Мой брат перестал плакать и мы принялись высматривать булочную на макете Минска внизу. Через пять минут колесо включилось и мы благополучно поехали вниз.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросили они.
— Не знаю, — ответил я.
Прошло несколько лет. Я перестал летать в Минск. Они звонили мне несколько раз, всегда, чтобы поздравить с чем-нибудь. Разговора не получалось, они торопились. С их стороны звонок стоил дорого. А сейчас я увидел в ФБ их общий аккоунт, где на фотографии в юзерпике они сидели вдвоем, те самые счастливые и толстые, которыми я их знал. Предложил зафрендиться. Они ответили как-то машинально. Я не удержался и позвонил через мессенджер. Взял Витя. Он видимо не понимал, что включилась камера, потому что сперва я увидел с крайне невыгодного ракурса его лицо, а потом ухо. Но он меня не слышал.
Таня спросила:
— Кто это?
Витя посморел на экран и сказал:
— Написано, что Рабинович.
— Ах, Рабинович, тогда дай я ему что-то скажу. Таня выхватила у Вити из рук телефон и стала как в блюдечко в него говорить:
— Рабинович, старый козел, почему ты тогда не сказал нам, что нужно сваливать отсюда.
Она была пьяной.
Я сказал:
— Потому, что сам в этом не был уверен.
Но она меня не слышала.
Leave a Reply