Замечательная серия интервью о первых впечатлениях от США Матвея Ганапольского – на этот раз интервью дает корреспондентами «Правды» в США с 1996 года Владимир Сухой.
В Америку я попал в марте 1986-го года, причем весьма неожиданно, потому что корреспондентами «Правды» в США обычно попадают, если можно так сказать, «пожившие и погоревавшие». Но тут пошатнулось здоровье Андрея Толкунова, который был корреспондентом и, кстати, сыном председателя тогдашнего Верховного совета. Его срочно вызвали на лечение в Советский Союз, а я поехал в Америку. Поехал в 33 года.
Так вот, первое, что я открыл для себя – это американскую жару. Представьте себе – в аэропорту все в шортах, а я в официальном черном костюме и при галстуке.
Потом меня хватают мои коллеги, и мы ныряем в какое-то подземелье – по нему все люди бегут к разным выходам и стоянкам машин. А там – огромные машины, огромные автобусы. Потом – страшно долгая поездка до Манхэттена с безумными пробками…
Скажу честно – все это сплелось в такой невыносимый клубок, что я всю дорогу бесконечно проклинал «ту минуту, когда я согласился…», ну, и так далее.
Когда мы приехали на Манхэттэн, друзья схватили меня за руки и поволокли в магазин. Через секунду я уже был счастливым обладателем шорт и какой-то просторной майки. Поэтому, когда мы въехали в гараж офиса, «жить стало лучше, жить стало веселей».
В гараже меня радостно встретил его начальник – афроамериканец родом из Тринидада и Тобаго, который сразу же сказал мне: «Владимир, ай ноу, зет ю ар реал коммунист – Владимир, я знаю, что вы настоящий коммунист». Откуда он это знал, увидев меня в первый раз, совершенно непонятно.
Небоскребы на меня не давили. Возможно потому, что я Америкой профессионально интересовался, да и работал по этому направлению последние шесть лет в институте. Ничего не давило, ничего не пугало.
Но страшно давила жара. Мозги от нее плавились, работа не шла. Я привыкал к этой жаре несколько лет, хотя после того, что творилось этим летом в Москве, ту жару я вспоминаю с каким-то детским умилением.
Потом я начал осваивать Америку. Конечно, вначале я пытался понять Нью-Йорк. Он оказался очень жестким городом со своими непростыми правилами, крайне непривычными для советского человека, коим я являлся. Не следует забывать, что нас инструктировали перед поездкой – рассказывали, что вокруг шпионы, что никому ничего нельзя рассказывать, что каждую минуту за тобой следят.
Но самое интересное, что правду не скроешь.
Я пришел в представительство Госдепа в Нью-Йорке, и там мне выдали карту США, где две трети ее были закрашены в красный цвет – туда мне ехать было нельзя. А для того, чтобы поехать туда, куда можно, нужно было подать прошение за 48 часов.
Я стал спрашивать, что мне делать как журналисту, если новость нужно осветить срочно. Мне ответили: «Ничего не знаем, до свидания!»
Никогда не забуду этот офис, где под свежими потоками воздуха из кондиционера сидела молодая, милая и симпатичная девушка Нэнси Бернс, у которой было, по-видимому, звание подполковника, и которая нежно объясняла мне, что я недостаточно подробно отметил мой маршрут. И что я выбрал не те дороги. Я выбрал центральные, а нужно было узкие тропы, похожие на волчьи.
Ребята из «наружки», которые меня сопровождали – я даже проникся к ним любовью. Они следили за мной, не скрывая этого, и когда я, колеся по волчьим тропам, терял дорогу, то подходил к ним и спрашивал маршрут. Они любезно его показывали.
Когда я останавливался в какой-то местной гостинице, они спрашивали меня, когда я собираюсь завтра в дорогу, чтобы они выспались, но ко времени были готовы.
Жара, Нэнси Берс и «топтуны» за тобой на волчьих тропах – таковы мои основные впечатления от Америки советских времен.
Но семь лет работы в Нью-Йорке и восемь в Вашингтоне позволяют мне более широко взглянуть на Америку.
Для меня это очень важная страна, ибо до нее я, скажу правду, заграницу толком и не видел. Вот как поехал я в Америку, так и остался в ней на много лет. Так что она оказалась особой страной в моем профессиональном росте.
Именно там я учился писать первые репортажи, именно там наблюдал, как работают мои коллеги. Там я учился общаться с людьми. Именно там я постигал смысл фразы: «Улыбайся, ты американец!»
Именно там я пытался ощутить чернокожее население – не редкое московское, а настоящее, американское. Например, редакция дала мне задание провести ночь с бездомными. Я это сделал и написал интересный материал об их жизни. И дело даже не в этой конкретной теме, а в том, что я сидел с ними, разговаривал о жизни, мы шутили. То есть, дело не в том, что я написал, а в том, что узнал.
Я мог бы долго сидеть в Америке, но «на кончиках пальцев», как принято говорить, я стал ощущать, что теряю ощущение нюансов российской жизни.
Сейчас я в России, но Америка остается страной моего изучения и моей специализации. И поскольку я смело могу утверждать, что знаю Америку очень хорошо, то мне совершенно непонятны какие-то вещи в родной стране. Например, мне по-прежнему непонятно слово «америкосы», я никак не могу понять что такое «американское жлобство», о котором в каждом своем выступлении рассказывает сатирик Задорнов.
Я не понимаю нашего сегодняшнего антиамериканизма, который во всем. Мне очень больно, когда я вижу, что люди, вообще не знающие Америку и даже в ней не бывавшие, говорят об этой стране гадости. Не понимаю, почему люди, побывавшие только в Нью-Йорке и Вашингтоне, делают выводы обо всей стране.
Я объехал сорок три штата, но все равно уверен, что не до конца знаю и саму Америку и людей, которые в ней живут. Мне еще изучать и изучать их традиции и их культуру. Но на экранах российского телевидения появляются молодые люди из разных «патриотических» организаций, которые рассказывают об Америке полный бред.
Меня часто приглашают во всякие телепрограммы, и там я вижу молодежь возраста моих детей. Они из разных организаций типа «Наших», и они же объясняют мне, что такое Америка. А когда я пытаюсь им что-то объяснить, то они мне отвечают, что я кем-то куплен и не знаю Россию.
Конечно, для меня Америка – это окно в мир.
Мне говорили, что после Америки весь остальной мир будет для меня деревней. К сожалению или к счастью – так и оказалось. Возможно, что Гонконг, современный Сингапур или, отчасти, Япония могут по ритму сравниться с Америкой. Но в остальном мире нет американского драйва, темпа жизни, ощущения вечной погони.
Только в Америке машины ездят стадами – это абсолютно точно. Моя Америка – это темп и охота к перемене мест. Американцы долго не сидят на одном месте. Они все время куда-то едут, они все время чего-то хотят.
Я мечтаю, чтобы эти качества были у нас в стране.
Полностью статья – voanews.com
Leave a Reply