Я тогда подумал, хули всю жизнь на дядю работать. Возьму у банка заем, куплю медаль и выплачу за пять лет. Посмотрел объявления в Новом Русском Слове. Нашел брокера на десятой авеню где-то в районе двадцатых слева, контора на втором этаже. Назначил апойтмент и в, назначенный день и час, явился как тот лошок – «здрасьте, хочу медальку прикупить». Брокер, из наших, сразу понял, кто я такой, посадил, как пацана, перед школьной доской и мелом стал рисовать схему бизнес-плана. Я сидел и кивал головой. Все объяснил, одного только не сказал, что за пять лет моргиджа я выплачу две медали – сперва банку, а только потом – себе. Знаете, как банк назывался? «Борух моргидж брокередж». Хотел бы я на этого Боруха посмотреть. Лапсердак, шляпа, белая рубашка с катышками грязи под воротничком, очки, со стеклами такой мощности, что можно сделать телескоп, в бороде крошки кошерного ужина. Борух в конце пищевой цепочки.
Режим выплаты такой – на день опоздал – стольник штраф, опоздал на два дня – два стольника. Есть работа, нет работы, сломалась машина, разбился, заболел, умер – нееbeт. Каждого первого числа у Боруха на столе должен лежать чек на три штуки баксов. Высылаешь за неделю, потому что не дай бог почта задержит.
Купил полицейский шевролет у одного пи3допротивнейшего марамоя в Бронксе. Пытался торговаться, сбить хотя бы пару штук. Марамой из жестоковыйных, из тех, чьи родители дернули из Польши в 1946 году, сказал: “только под дулом пистолета”. Где же я возьму пистолет в NY. За пистолет сразу два года тюрьмы. Поменял масло, резину, перекрасил в желтый цвет тачку, прошедшую сто тысяч майлов, пятьдесят мастера-фуфлыжники открутили, но компьютер показал все сто, поставил миттер и понеслась.
В пять утра подъем, взял собоечку и бутылку воды из холодильника и в шесть уже в Манхеттене. Семдесят вторая и Парк авеню, Лафает и Бликер стрит, Порт ауторити, Блюмингдейл, Мейсис, Коламбус юниверсити. Бруклин, Квинс, Бронкс, Статаен Айленд, Манхеттен. У таксиста в городе много врагов: тилсишники, менты, траффик полис, санитейшен… Но самые опасные – сами клиенты. Вы бы знали, какие суки эти нью-йоркеры, какие избалованные, эгоистичные, капризные, высокомерные, ебнутые твари. Ты в джунглях и другой, такой же как ты водитель желтой, твой соперник . Это он обходит тебя перед носом в траффике, чтобы поднять уже намеченного клиента, это он ломает линию в Ла-Гвардии, чтобы украсть пассажира, которого ты прождал целый час. Индусы, пакистанцы с рациями как мухи слетаются туда, где есть работа, а ты старый голодный одинокий волчара, крадешься по городу в надежде подобрать то, что другие не заметили. И все же худо-бедно три стольника за шифт я приносил домой в носках. Почему в носках? – спросите вы. А потому, что прятать деньги в трусы, брезговал.
Три года прошли, как один кошмарный день, и уже четвертый год распечатал, уже трансмиссию и задний мост в тачке сменил, а резину так три раза, уже и на счетчике было не пятьдесят, а триста пятьдесят тысяч майлов. Сильно отупел, перестал читать, раздражала музыка, любой слишком громкий звук. Я мог по часу, как слабоумный старик, сидеть, уставившись в одну точку, к молодой еще красивой жене стал терять интерес. Вдруг узнал, что сын бросил школу еще в девятом классе и уже год живет своей уличной жизнью. Но изменить ничего не мог. Не было сил. Только на одном я был мысленно и всей волей сосредоточен – дотянуть мордгидж до конца, как пятилетний срок на зоне усиленного режима. И еще понимал, что даже после того, как выпишу Боруху последний чек, ничего в принципе не изменится, из такси мне уже не выбраться никогда. Как вдруг случилось событие, которое вывело меня из этого анабиоза.
Получил я по почте сообщение, что слушание по кейсу номер такой-то откладывается по болезни потерпевшего. Что, думаю, за херня, какое еще слушание, у меня рекорд чистый, все что было – или отбито или давно уже оплачено, а новых тикетов я полгода как не получал. Дождался выходного, загнал машину в гараж на полный тунап и поехал в Манхеттен в ментовскую, чтобы узнать в чем дело.
Поехал на сабвее. Хер вы меня заставите в выходной день за руль сесть. Для полноты ощущенияй выбираю место так, чтобы спиной по ходу движения – такое странное чувство, как в детстве на атракционе в парке Горького. В Чайнатауне сабвей из под земли выходит и движется вплотную к билдингам по эстакаде на уровне второго этажа, я заглядываю в окна и думаю, интересно увидеть, как это китайцы ебутся.
В моторвикле стал в линию в справочное. Очередь движется медленно, черная баба, лоснящаяся от молодости и здоровья, жратвы и секса, оперирует на киборде тупой стороной карандаша, потому что работать пальцами ей не позволяют сантиметровые фиолетовые ногти. Набрала номер моего кейса, посмотрела на мониторе и говорит, что может только назвать дату следующего хиринга, а сам кейс серьезный – красный тикет. И больше ничего сказать не может.
Там в коридоре, возле судейской комнаты, с утра и до двух часов, пока идут разборки у судьи, тусуются репрезентатив. Русские их называют презервативами. Ждут клиента, чтобы трошки заработать. Это чуваки, которые лоерского лайсенса не имеют и называться адвокатами не должны, но по закону имеют право принимать участие в судебном слушании в качестве советчиков, могут научить, как правильно себя вести, вежливо от вашего имени поторгуются с судьей за размер штрафа, а самое главное, вхожи по разным вопросам к судебной администрации. В тот день я нашел там двух неряшливых, в мятых костюмах и без галстуков пожилых аидов и молодого африкан-американ, с иголочки одетого с такими стрелками на брюках, что об них можно было порезаться. Я выбрал черного и не ошибся. Он выслушал мою сбивчивую на херовом английском речь и сказал, что, поскольку тикет красный, мне нужен настоящий лоер, а не как он – презерватив, что за полтинник он сходит за дверь где сидят офисерс и узнает для меня все, что можно узнать.
Его не было полчаса. Я уж подумал, не съебал ли он через черный выход с бабками, но тут появился мой африкан-американ и сказал, что три месяца назад я сорвал с шеи какого-то чувака галстук. Я спросил, какого, фак, цвета. Он сказал, что галстук был зеленый. Нет, спросил я, какого цвета был чувак. Он улыбнулся и сказал, что чувак был белый.
Да, блядь, я помнил этот случай. Только галстук не срывал. Знаете какая особенная проблема у таксиста, кроме его обычных проблем? Проблема, где поссать. Поссать в Манхеттене человеку с улицы негде. Сколько нормальный мужик может терпеть? А если у тебя четырнадцать часов шифт. Решение я нашел – возил с собой одноразовую посуду, типа банок из-под сметаны или бутылок от снейпел. Бутылка из под снейпел лучше всего, потому, что у нее широкое горлышко и герметичная пробка. Вот такую бутылку, приткнувшись к долгой очереди возле Плазы, я заполнял, затаившись на заднем сидении, чтобы меня ссущего не было видно. Вор этот меня не разглядел и полез рукой в приоткрытое окно в надежде спи3дить что-нибудь, до чего он сможет дотянуться. Я ударил его по руке ребром ладони, Он не испугался и не убежал, а зашел с другой стороны и через открытое окно плюнул мне в лицо.
Не знаю, что со мной случилось, какое-то расщепление души. Этот узкий зеленый галстук меня загипнотизировал. И восхищаясь и ужасаясь самому себе я понял, что сейчас возьму этого спидоносца, и протащу по пятьдесят девятой стрит, сколько этот галстук выдержит, или пока у него не оторвется голова. Но конечно же не сделал этого. Знаете почему? Потому, что уже полностью выплатил медаль для Боруха и начал платить за себя.
Я поднял стекло, выбрался из уличного траффика и через Квинс боро бридж помчался в Лагвардию, кинул на площадке ожидания тачку и побежал в туалет. Там, в красивом и чистом, как храм, мужском туалете я целый час мыл лицо и полоскал рот листерином.
Да, чуваки, это Америка. В тех местах, откуда я приехал пять лет назад, я бы убил того, кто плюнул мне в рожу и ничего мне за это не было бы. А здесь пожалуйста, ты можешь ходить и плевать людям в лицо. Ударить в ответ нельзя, потому, что тот кто ударит, совершит уголовное преступление, его можно судить, забрать все имущество какое есть и еще оставить должником. Нет, конечно, не все так безнадежно, можно плюнуть обратно.
А забрать у меня уже было что – выплаченная на три пятых медаль, которая за последний год резко поднялась в цене и тянула уже за триста штук.
Я не стал своему презервативу все эти подробности объяснять, только сказал, что могу свидетельствовать на суде под присягой, что никогда, ни у кого галстук с шеи не срывал, тем более зеленого цвета. Тогда черный сказал, что это может быть такси-фантом, что этот трюк придумали недавно. Копируют машину и медаль. А что та медаль – пластмассовая бляшка на капоте, и подделывают документы. Ты можешь и не знать, что где-то в городе, среди двенадцати с половиной тысяч такси работает твоя копия.
– Что мне делать? – спросил я у своего африкана-американа, и он сказал:
– Попытайся его найти.
Как раз к тому времени индусы отсудили у города разрешение иметь в желтом кэбе рацию, и это давало им серьезное преимущество перед такими одиночками, как я. Однажды в шопе, где я обычно менял масло, мне предложили за сорок баксов юзанную рацию с антенной, я сторговался до тридцати и взял. Рация оказалась исправной, я настроил ее на частоту, где сидели индусы. Конечно, толку с этого было мало, потому что переговаривались они на своем языке. Вы слышали когда-нибудь, как звучит этот хинди? Нет? Это пи3дец. Но если я влезал в их эфир на английском, всегда с готовностью отвечали, потому, что слышали акцент. Я сдружился с этой командой, пару раз помогал их чувакам перебортировать колеса на трассе, подписался за них однажды, когда латиносы сломали линию в мейн терминале. Я всегда поздравлял их в эфире с праздниками, с этими их Рама Навами и Хануман Джаянти, и с нашим Кристмасом тоже поздравлял. Короче стал как бы своим пацаном. Поэтому никто не удивился, когда однажды я попросил сказать, не видит ли тачку с номером 3С18. Мне тут же сообщили, что кэб с такой медалью стоит сейчас под Валдорф-Асторией. Все верно, это был я.
Я стал делать так хотя бы раз за шифт, не было случая, чтобы мне не ответили и однажды его поймал. Он стоял в Бритишь Аирлайн, как раз в то время, когда должен был прилететь Конкорд. Я сделал запись в трипкарту, включил на руфлайтах офф дьюти и по Белту кинулся в Кеннеди.
Видно Конкорд уже прилетел, почти всех клиентов забрали лимузины и в ближайшее время ничего не ожидалось. Он стоял один единственный в лоте, и, не замечая ничего вокруг себя, что-то вдохновенно писал в большую тетрадь. Я знаю, что он писал. Я стал напротив окно к окну, посигналил. Он поднял глаза, сразу все понял, улыбнулся и тогда я спросил:
– Нафига ты оторвал рыжему галстук.
– А нехуй было плеваться, – сказал он.
Leave a Reply