Блок-пост “БЗС” (бензозаправочная станция) украинские силовики заняли две недели назад. Сначала здесь стоял блок Донецкой республики. Потом прилетели вертушки и ударили НУРСами. Потом здесь был бой. Потом свой блок-пост поставила украинская армия. Потом опять был бой. Потом сбили одну вертушку. Потом вторую. “Километрах в двадцати отсюда упала. Вон, за горкой. В зеленке. Мы выезжали туда. Оба летчика погибли. Запах горелой человечины, знаешь…”
Знаю.
Обгоревший пост ДПС, броня за каменными блоками, мешки, амбразуры, разбитое здание управления ДАИ, спящие на полу на матрасах тела, разбитое здание бензозаправки, стекло и осколоки под ногами, костер, полуголые люди с оружием, сигналки по периметру, наблюдатель за пулеметом, общее веселое злое напряжение, привычный мужской мир, густая зеленка вдоль дороги, автоматные очереди и взрывы там, где сегодня ставили новый блок-пост…
Как все это знакомо.
В стволе березы торчит осколок. Огромный. С две моих ладони.
– Да того блока проехать можно? – киваю я вдоль по трассе.
– Попробуй, – боец пожимает плечами. – Сегодня всю ночь и полдня долбили…
Этот, самый дальний и самый напряженный на сегодня, блок-пост силовики пытались поставить три раза. Два раза боевики отбивали его обратно. На третий удалось. Несмотря на то, что стрельба не прекращалась почти сутки.
Расположен он в стратегически важной точке, на пересечении трех дорог – на Славянск, на Красный Лиман и трассы Донецк-Харьков. Ни Славянск, ни Лиман армия до сих пор не контролирует. Блок-посты Донецкой республики начинаются уже совсем неподалеку, в километре полутора.
За поросшим тростником полем здание недостроенного Химзавода, который все здесь почему-то называют “кирпичным”. Там сидят наблюдатели и корректировщики противника. Оттуда же работает снайпер.
– Ты бы с фотоаппаратом особо не светился, – говорит командир поста. – Постреливают. По бэтэру вон цокало сегодня.
Сам он при этом в полный рост бреется перед зеркалом.
В бортике БТРа пять пробоин. Калибр семь шестдесят два.
Впрочем, вряд ли с такого расстояния, далековато все же, видимо, следы еще прошлых боев.
На броне сидит наблюдатель и разглядывает завод в бинокль. На работающего оттуда снайпера ему, по-моему, совершенно плевать. Привыкли уже.
На земле импровезированное укрытие из перевернутого вверх дном пластикового бассейна. Говорят, остался еще от прежних хозяев. 
Сейчас идет война за окружающие перекресток высотки. То армия выбъет оттуда наблюдателей противника, то они армию. И постоянные обстрелы. По несколько раз в день. И артиллерия, и стрелковое оружие и даже подствольники. То есть подходят довольно близко.
– А что с той стороны? – киваю я на густую зеленку за спиной.
– Не знаю. Ходят там, вроде. Сегодня на мост выехали два джипа, из них вышли вооруженные люди, посмотрели на нас, мы на них, потом развернулись и уехали. Вон тот поселок еще не наш.
Эти два слова – “наш” и “не наш” здесь теперь стали определяющими. Если военные говорят “это наша деревня”, значт, её жители поддерживают единство Украины. Если говорят “не наша”, значит, население поддерживает Донецкую республику.
Как-то странно это слышать. Веет чем-то то ли от Второй мировой, то ли от Гражданской.
За Химзаводом уже виднеются окраинные кварталы Славянска. 
Над городом возвышается телевышка на горе Карачун. Стратегически важная высота, с которой вся местность как на ладони. Тоже несколько раз переходила из рук в руки. Сначала там сидели военные. Потом их оттуда выбили бойцы Донецкой республики. Потом их оттуда опять выбили военные, и закрепились уже окончательно. Из города по Карачуну постоянно стреляет захваченная боевиками самоходная артиллерийская установка-миномет (могут использоваться как снаряды, так и мины) “Нона”.
Потом боевики заняли зеленку вокруг горы и начали постоянные обстрелы уже и стрелковым оружием, практически беспрерывно. Потом в засаду попала колонна боепитания украинской армии, шедшая на вышку – семеро погибших, девять раненных, сожженный БТР. Большие одномоментные потери украинская армия несла только в Ираке, когда погибли восем миротворцев. Потом по зеленке поработал спецназ и зачистил пятикилометровую зону безопасности. Потом военные затащили на высоту артиллерию и минометы и начали наносить ответные удары по огневым точкам противника.
Теперь эта артдуэль продолжается каждый день. Проблема в том, что “Нона” боевиков работает непосредственно из жилых кварталов – то откуда-то из района железнодорожного вокзала, то просто из дворов – и нанести массированный ответный удар по ней армия не может из-за опасения больших жертв среди мирного населения.
Такая карусель заводится каждую ночь. Потери военных на Карачуне самые значительные. За одну ночь – погибший и трое раненых, за следующую – четверо раненых. 
Зеленка… Зеленка здесь очень густая. Использовать авиацию крайне затруднительно. Три вертолета уже сбили. К тому же за двадцать три года, которые украинская армия разваливалась, качество подготовки пилотов, прямо скажем, оказалось не самым высоким. Одно время пилоты начали отказываться вылетать.
По этой зеленке противник доходит даже до базового армейского лагеря и время от времени обстреливает его. Результат крайнего обстрела – двое раненных.
В лагере работают медики. Волонтеры Армен и Илья. Приехали на своей частной медицинской машине. Сами. По своему желанию. Мотаются по блок-постам. Вывозят раненных и больных.
– Страшно было второго числа. Как раз очередная активная фаза началась, спецы штурмовали город. А мы только приехали. С корабля на бал. В одной из деревень нас заблокировали, стали закидывать дорогу покрышками, чтобы не дать выехать. Вон, пробоины в стекле – кивает Илья на две дырки от травматического пистолета.
Вообще, волонтерское движение в поддержку армии на Украине очень сильно. Почти все основное материальное обеспечение армии осуществляют сейчас добровольческие группы. Люди самоорганизуются в социальных сетях, закупают необходимое, и отправляют караваны на блокпосты.Везут все, начиная от воды и заканчивая приборами ночного видения. Один из вновь сформированных батальонов Национальной гвардии полностью был экиперован именно именно на пожертвования граждан.
В этой войне происходит не только становление армии, но и становление общества, становление государства. Внешняя агрессия объединила вчерашних майдановцев и вчерашних милиционеров. Месяц назад они воевали друг против друга. Сейчас воюют вместе против общего врага. А общество скидывается деньгами, чтобы помочь и тем и другим.
– Я этих бандеровцев на дух не переношу, – матерится один из генералов, колоритный такой мужик. – Политиков этих, мать иху! Проворонили страну! Проворонили армию! Некого во главе государства поставить! Ни одного лица не вижу! Путин молодец, все в свои руки взял. Сильный мужик. Но как теперь? Он же на мою землю напал! Да я с ним воевать до конца жизни теперь буду! С бандеровцами в одном окопе!
Мне кажется, это вообще главное, что здесь сейчас происходит.
В зеленке срабатывает сигнальная мина. Бойцы разбегаются по позициям.
Я тоже прыгаю в окопчик. Прохладно, хорошо.
Даже умировторенно, я бы сказал. В окопах вообще всегда тянет на философию и вопросы мироздания. Вот например: почему все войны, на которые я попадаю, начинаются по жуткой жаре? 
Чем дальше, тем тяжелее работать. Только все стало на рельсы и закрутилось само по себе, как проснулись штабы и начали вводить огранечения, аккредитации и запреты. Появились пресс-службы, списки и допуски. Где раньше работал совершенно спокойно, теперь появилось по начальнику, которые запрещают и непущают. Все как всегда, в общем.
Ночь прошла неспокойно. Блокпост “Третий А” обстреляли из БМД. Снаряд попал в автобусную остановку. Потом наблюдателями была замечена разведгруппа противника, пытающаяся обойти по флангу. Люди буднично надели бронежилеты и разошлись по позициям. А нас опять попросили удалиться – снимать войну без бумажки от генерала нельзя.
Через двадцать минут после нашего отъезда начался шквальный огонь. Завязался бой. Заработали минометы. Видимо, появившаяся ранее инофрмация о том, что боевики пытаются нащупать места для прорыва и отхода из Славянска, находит свое подтверждение.
В штабе антитеррористической операции, расположенном в сорока километрах от Славянска, в городе Изюм, тоже неспокойно. Обнаружили какую-то активность в зеленке неподалеку от города. Вооруженная группа до двадцати человек. Спецназ сработал оперативно – перекрыли дороги, выставили временные блокпосты, расставили бронетехнику. Все затемнили. Замерли в ожидании. Из каждого куста по автомату. Никого никуда не впускают, никого не выпускают. Открыл окно сделать пару кадров – получил наведенную на себя тридцатимиллиметровую пушку бэтээра. Нервничают.
Через пару часов отмена тревоги. Но напряжение остается до утра.
Впрочем, в этот раз я штабным запретам даже благодарен, пожалуй. Есть там на блоке такое деревцо, мы за него всегда стаивм машину, чтоб не видно было.
В общем, единственная мина, попавшая в периметр поста, именно в это деревцо и угодила. 
Странно. Это чужая страна. И, по большому счету, не моя война. И мне уже приходилось бывать на чужих войнах ранее. Но впервые в жизни на этой войне ко мне не приходит ощущения абсурдности и бессмысленности происходящего. 
С утра прочесывать зеленку уходят два вертолета. Ближе к обеду городок наполняется спецслужбами. На перекрестке выставляют два БТРа. В гостиницу заходит молодой человек в камуфляже, и спрашивает, кто здесь находится. Журналисты, отвечаем. А что случилось? Оказывается, приезжает Александр Турчинов, и.о. президента Украины. Через час двадцать может вам дать небольшую пресс-конференцию, если хотите.
Турчинов говорит о том, что силовики готовы к тому, чтобы окончательно очистить Донецкую и Луганскую области от террористов и обеспечить проведение выборов. Абсолютно доступен. Вокруг него собираются все, кто оказался рядом в этот момент. Приехавшие волонтеры стоят тут же и задают неудобные вопросы о снабжении армии.
Затем садится и уезжает на нескольких машинах. Не самый большой кортеж для президента в зоне АТО. Трассу никто не перекрывал.
Ни тебе лицом в пол, ни очистить помещение, ни проверки паспортов. Отвык я как-то от такого обращения власти с народом…
День выборов теперь – следующий час икс. Война живет по своему распорядку и по своей логике, и когда накатит, а когда откатит предсказать практически невозможно, но в этот раз дата известна. Следующая активизация будет ко дню выборов. Это чувствуют все. И журналисты, и солдаты, и мирные жители.
Заместитель командира “Ягуара” смотрит на город. Выкидывает бычок. Сплевывает:
– Опять сегодня туда люди пойдут… Чертов Славянск. 
Нагретое солнце закатывается за сопку. В закатных лучах отрывисто бликует объектив наблюдателя. Из лагеря в секреты уходит десантное отделение. Коротко звучит пароль и отзыв. Раскаленная жарой броня остывает. На блокпостах люди надевают бронежилеты и обыденно, буднично, допивая чай и выкинув щелчком трассер окурка в кусты, расходятся по позициям.
Потом взлетит сигнальная ракета. Начнет работать КПВТ. За ним подтянется артиллерия из города. А артиллерия с Карачуна откроет ответный огонь по выявленным точкам противника. И полночи опять будет продолжаться долбежка.
А затем, когда чуть поутихнет или в стрельбе наступит пауза, на блоки пронесутся машины “Скорой помощи”, и когда они вернутся, чуть позже, мы узнаем, сколько раненых принесла эта, следующая, ночь.
Или сколько жизней она отняла.
В рамках проекта “Журналистика без посредников”.
Как обычно, кто считает нужным, сколько считает нужным Взято в Журнал Аркадия Бабченко
Leave a Reply