Главы книги о криминальной истории русскоязычного Нью-Йорка.
Предлагаем вашему вниманию отрывок из нового романа Виктора Зониса и Михаила Салиты ” ПСИХ”. Роман основан на действительных фактах из жизни ” первопроходцев” Брайтона.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
БИТВА ЗА БРАЙТОН
Август 1974 года выдался на Брайтоне особенно знойным. Воздух, зажатый в лабиринте многоэтажек, наполненный миазмами океанской влаги, стоял неподвижно, прилипал к телам ошалелой от жары эмигрантской публики, истекал потом распаренных тел. Даже по вечерам, когда солнце, покидая свой огненный пост, текло оранжево-маслянистыми бликами по стеклам распахнутых настежь окон, прохлада не приходила. Да, жарким выдался в том году август на Брайтоне. Жарче, чем в Одессе…. А может и не жарче. Кто из них знал, как там сейчас в Одессе?
Был обычный субботний вечер, и люди, еще не приобщенные к Шаббату, спешили на «деревянный» Бодворк – брайтоновской променад вдоль океанского берега. Ну, как раньше в Аркадии – себя показать и на других посмотреть. Миша Боцман, в советском прошлом легендарный «Бородач», деловито окинув опытным взглядом, заполненную людьми набережную, ловко подключил к усилителю блестящий шнур электрогитары, и, спустя несколько мгновений, сумерки наполнили шаланды, которые за тысячи километров от Брайтона, в Одессу продолжал приводить Костя. В общем, был обычный субботний вечер. Но кому же, из тех, кто постарше, не известно, что самые необычные вещи случаются именно в самый обычный вечер? Красавчик Янек, известный тем, что несмотря на юный возраст и не менее юный стаж пребывания в Америке, на зависть всем остальным, уже «гулял» с Лаурой – местной пуэрториканкой, устроил с ней довольно громкие разборки. Слезы и крики темпераментной Лауры, обернулись, спустя совсем не много времени, толпой ее разъяренных соотечественников, требующих от окруживших Янека кучки «пацанов», выдачи несчастного. И вечер перестал быть обычным. На Бодворк сбежались со всего Брайтона «наши». Молодые ребята с молотками и битами, взрослые мужчины и женщины, старики. И дело тут было уже не в Янеке, которого многие из них вообще не знали, но они знали, помнили генетической памятью, что две сотни жаждущих расправы людей, не смогут насытиться всего одной жизнью. Пуэрториканцы, с криками «кончай русских», двинулись вперед, неумолимо сжимая кольцо. И, в тот момент, когда расстояние между двумя группами сократилось до невидимой черты невозврата, натужно ревя мотором и разбрасывая из-под колес песок, на Бодворк «влетел» черный «Шевроле – Импала». Широкоплечий, бородатый, и уже немолодой мужчина, закованный, несмотря на жару, в черный долгополый сюртук, выскочил из -за руля. Он пристально оглядел толпу пуэрториканцев, и сделал решительный, понятный без слов жест рукой в сторону группы «наших» эмигрантов – отойти! И когда люди отступила на несколько метров, из машины тут же вышли восемь молодых ребят в черных кимоно и с нунчаками в руках. Выстроившись в линию на расстоянии вытянутой руки друг от друга, они молча двинулись на толпу пуэрториканцев. И те тоже отступили. Вопреки всем законам и логики, и толпы – отступили. Отступили, но не ушли. Вперед вышел высокий мужчина, и, поигрывая накачанными железом и стероидами мышцами, глядя на человека в черном сюртуке, уже не так решительно, как раньше, потребовал выдачи обидчика Лауры.
– Я не знаю кто ты, но вижу, что ты здесь главный. Скажи этим «русским», чтобы выдали нам щенка. Тогда умрет только он один. Если нет, умрут они все. – Под одобрительный вой толпы произнес он.
Мужчина снял широкополую шляпу, оттер со лба пот, и широко улыбнулся: – я, всего лишь, Меир Кахане, и я здесь не главный. У нас – главные все. Запомните это на будущее. Но, если сделаете хотя бы еще один шаг, то этого будущего у многих из вас уже не будет…
Инцидент был исчерпан. Но, по законам жанра, должен был вмешаться в происходящее его величество – Случай. И он вмешался. Растолкав тех, кто был на переднем крае, с криком – «я сейчас эту накачанную обезьяну раскрою на полоски», выскочил наш будущий герой – Яша, бросился на пуэрториканца, сбил его с ног, и, до того, как их растащили, нанес несколько тяжелых ударов… Пуэрториканец тяжело встал, оттер перепачканные песком и кровью губы, и ткнув в сторону Яши пальцем, хрипло прокричал – псих!
Больше пуэрториканцы на Бодворке не появлялись, война за Брайтон закончилась, а выплюнутое в злобном отчаянии – «Псих», стало кличкой и судьбой нашего героя…
Софа копошилась у плиты, сосредоточенно переворачивая на шипящей растительным маслом сковородке блинчики, с запеченной в яйце и зеленом луке, тюлечкой. Газ в баллоне заканчивался, и голубовато-зеленое пламя горело не ровно – то опадало, затухая и шипя, то вспыхивало, пытаясь забраться в глубину сковородки острыми и голодными языками. В эти мгновения она ловко срывала сковородку с плиты, пережидая, когда газ перестанет бесноваться.
Как раз во время очередного такого действия, на железной и скрипучей от рождения лестнице, ведущей со двора в ее мансарду на втором этаже, раздались шаги. Софа прикрутила вентиль на баллоне с газом, вытерла о передник руки, и пошла открывать дверь. На пороге стоял молодой мужчина в надвинутой на глаза кепке, в черных и бесформенных брюках, почти полностью прикрывающих пыльные сандалии на босу ногу. Вылинявшая грязно – голубая нейлоновая рубашка была завязана узлом на животе. За ним, боязливо поглядывая на Софу, пряталась девочка.
Софа, раздосадованная тем, что газ почти закончился, а новый баллон все никак не везут, довольно неприветливо посмотрела на гостя, пытаясь вспомнить – где могла его видеть.
– Ну, и что стоять на пороге, раз пришли уже? Проходите в дом, если вы адресом не ошиблись. – Она сделала несколько шагов в глубь кухни, тем самым давая возможность гостям зайти. – Так слушаю вас, – Софа посмотрела на ходики на стене, – только побыстрее. Сыновья вот-вот со школы придут, а у меня кушать еще не готово.
Мужчина снял кепку и пригладил рукой светлые и уже поредевшие волосы. – Я на пару слов, успею. Тут дело такое… – он замялся, и вывел за руку из-за спины перепуганную девочку.
Софа прищурившись посмотрела на нее, остановила взгляд на неумело перевязанной серым бинтом голове, из-под которого проглядывало запеченное весенним одесским солнцем, бурое кровавое пятно. – Может вам не до меня, а до доктора? Так я не доктор, и никогда не была.
– У доктора мы уже были. – Хмуро возразил мужчина, поправляя на голове девочки сползающий бинт. Мы у доктора уже были, – зачем-то повторил он. – А теперь до вас зашли. Чтобы вы знали, что это ваш сын сделал.
– Софа пристально посмотрела на девочку: – кто сделал, Нюмка или Яша?
Девочка засопела, и, потупив взгляд, плаксиво произнесла: – Яша.
– Что-то я тебя не припоминаю… Ты с Яшей в одном классе учишься?
– Не, я в «Б»…
– И почему он вдруг такое сделал, что – запросто так?
– А я знаю? Я на перемене мимо пробегала, а он меня за косичку схватил… – всхлипнула девочка.
Софа на мгновение задумалась. – Вы сидайте, раз разговор такой пошел. – Она снова бросила взгляд на ходики. – Сейчас пацаны мои придут. И если это правда, то, можете мне поверить, мало Яше не покажется. Запомнит у меня про это дело надолго…
В этот момент лестница опять заскрипела, и в кухне появился мальчик. Он снял сандалии и швырнул потертый портфель в угол. Увидев гостей, побледнел, и попытался быстро прошмыгнуть мимо матери в комнату.
Ты куда это намылился? Ну ка, якорь тут брось. До тебя люди пришли. Разговор есть. Ты эту девочку знаешь?
– Ну, знаю… Машка… из «Б» класса…
– Твоя работа? – Софа ткнула пальцем в сторону девочки, снова спрятавшейся за отцовскую спину.
– Яша набычился, и бросил злой взгляд на мать: – ну, моя…я… а пускай не обзывается! …
– И чем это она тебя таким обозвала, что ты с нее пол головы волос выдрал? – Продолжила допрашивать Софа.
– Яша набычился еще больше… А, пускай не обзывается! – Выкрикнул он. – А то еще получит…
– Софа ударила тяжелым кулаком по столу: – Получишь сейчас ты у меня, если всю правду не скажешь. Мне байстрюк в доме совсем не нужен, и сиделец, как папашка твой, тоже. Смотри маме в глаза и рассказывай все!
– Она мне сказала – «Жид»! – Яша с вызовом посмотрел на мать. – Сказала – и убегать начала. Ну, я догнал и за косу ее схватил…
– Говорила такое? – Софа переключилась на девочку. Говорила, спрашиваю?
– Ну, а что я такого сказала… подумаешь… все говорят… и я…
– Понятно! Софа грузно встала со стула. – А теперь вон отсюда! – делая ударение на каждом слове, тихо произнесла она, глядя в упор на опешившего мужчину.
– И дочку свою от греха подальше забрать не забудь. Чтобы духу вашего вонючего тут и в помине не было. И можешь по дороге сразу участковому заявление уже на меня сочинять. Потому что, если я сама такое услышу, не волосы, голову оторву, вместе с поганым языком. Вон! – прокричала она уже вслед гостям, мгновенно оказавшимся на лестнице.
– А ты кушать садись, боец. Биточки застынут… И глядя, как сын ловко вытащил двумя пальцами из сковородки еще шипящий биток, и водрузил его на ломоть ржаного хлеба, добавила: – сделал правильно, но не хорошо… по-бабски. Не волосы нужно выдирать за такое, а бить. В лицо бить, чтобы в другой раз рот поганый не открывался… Знаешь, я раньше вам, с Нюмкой не говорила, хоть вы и расспрашивали… Берегла, наверное. А сейчас время пришло, раз такое дело… – вздохнула она. – Дед ваш сел в самом конце войны. Я дни считала, когда с войны придет… а он так и не пришел, да и я уже не считаю… Их в танке было трое, экипаж. Отец мой – стрелок. Ну, а тот, из-за кого он до сих пор сидит, командиром танка был. Половину войны, считай, в танке одном прошли. Да и воевали, видать, хорошо, раз командиру этому Героя Советского Союза присвоили. Дед ваш писал, что командир его человеком поганеньким по жизни был, особенно когда выпьет – крышу сносило. А когда Героя получил, так вообще никого вокруг за людей не считал. В общем, как то, после рюмки-другой, этот командир его жидом обозвал… Ну, по горячке, папа в него всю обойму и разрядил… В начале расстрел «тройка» ему на месте и присудила. Потом, чтобы сор из избы не мести, видать, на двадцать лет лагерей, без права переписки, заменили… а может еще и потому расстрел заменили, что у деда твоего тоже ордена с медалями на гимнастерке теснились… Не знаю… Только сидит до сих пор, если вообще еще жив там… – Софа утерла слезу. – Вот так вот, и рассказала… – И, глядя, как напряженно замер Яша с бутербродом во рту, горько улыбнувшись, добавила: – и ты весь в него характером… боюсь я за тебя…
Глава 2
Яша остановился на перекрестке, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо ожидая зеленого сигнала светофора, и внимательно рассматривая, застывшие в утренней текучке, машины. За долгие годы жизни это стало для него привычкой – обращать внимание на все, что происходит вокруг; привычкой, не раз спасавшей ему жизнь. Яша задержал взгляд на автомобиле, замершем прямо напротив него, на зебре перехода. За рулем сидел тучный, совершенно лысый белый мужчина, нервно переключавший правой рукой станции на радиоприемнике. Пальцы левой руки нетерпеливо выбивали на руле барабанную дробь. – …Лет 65 ему, подумал Яша, как и мне…Машина неплохая, права водительские конечно есть… Как у всех…
В этот момент пешеходный светофор расцвел зеленым светом, и он, обогнув машину, направился через дорогу. Водительских прав у Яши не было, хотя машину он умел водить еще с юности. Умел, и, как признавали люди из его окружения, умел мастерски.
Яша не спеша прошел два блока, и остановился у ступеней двухэтажного здания, прямо под табличкой «Центр реабилитации «Звезда Давида»», посмотрел на часы. До начала его лекции оставалось еще десять минут. Закурил сигарету. Незнакомый мужчина, за рулем, исчезнувшей в потоке машины, не уходил из его мыслей …
… а ведь сегодня ровно год, как я вышел из тюрьмы… Надо поговорить с адвокатом. Пусть подумает… Говорят, что и без грин-карты тоже можно водительские права получить… Обязательно скажу. Что ж мне из-за судов все время пешком ходить? Наверняка есть какой-то выход….
На ступени поднялся средних лет мужчина в типичном наряде ортодоксального еврея. Черная широкополая шляпа, на некрупной, для тучного тела, голове, плавно продолжилась черным, застегнутым на все пуговицы сюртуком, из-под которого выглядывали кисти цицита. Уже у двери он бросил быстрый взгляд на часы, потом на Яшу, и, соорудив белозубую (минимум на три тысячи долларов) улыбку от хорошего дантиста, произнес: – Сэр, мне кажется Вам пора. – И, не снимая с лица дорогую улыбку, добавил. – Постарайтесь здесь не курить. Не самый лучший пример для молодежи, согласитесь.
Яша загасил сигарету, и последовал за «черным сюртуком» внутрь здания Фонда.
Эту работу он получил неожиданно. Спустя почти год, после освобождения из тюрьмы – год вынужденного безделья, заполненного сбором бумажек и длинными разговорами с адвокатом, для которого эти бумажки и собирались, к нему заглянул друг брайтоновской молодости – успешный в «русском» понимании, бизнесмен – Соломончик.
– Как дела, Яша? – Он раскурил трубку, удобно расположив в балконном кресле, паунтов на 250, тело. – Как успехи?
– Яша разлил по бокалам квас, сел в кресло, напротив. – Шутишь? Мои последние успехи – пять лет отсидки, а сейчас – ежемесячные отмечания у тетки из ФБР. Лучше скажи – как ты?
– А… ничего особенного, – махнул рукой Соломон, – на пенсию сам себя отпустил. Пускай дети в делах теперь крутятся… Но, несмотря на пенсию мою, – он отхлебнул глоток кваса – дело у меня к тебе есть.
– И что за дело, обидел тебя кто? – Улыбнулся Яша. – Так я по старой памяти…
Соломончик отрицательно помахал головой:
– в общем, есть одна идея. Ты знаешь, сколько сейчас молодых пацанов всякой хренотенью маются? Травку курят, да и посерьезней наркота, чем травка, тоже в полном ходу. Пьют… В общем, под криминалом ходят…
– Я что-то тебя не пойму. – Яша закурил Сигарету. – У них что – родителей нет, чтобы по голове настучали. И что тут можно сделать? Так всегда было. Что, нашу молодость забыл? Мы тоже этим делом баловались.
– Нет, это другое. Да и время сейчас другое. – Покачал головой Соломон. Я на прошлой неделе, в Шаббат, с Ребе разговорился. Он считает, что это большая проблема… Просил помочь… Ты про Диму боксера слышал?
– Ну да. Я отца его хорошо еще по Одессе знаю.
– Ну вот… Он, как бы пример для молодежи. Рос без матери, без особого достатка, а чемпионом Америки стал… В общем, я недавно с ним говорил. Есть идея. Открыть несколько центров в Брайтоне, а может и не только в Брайтоне, по реабилитации еврейских ребят, которые на наркоту подсели, на спиртное, и прочую дрянь. Для этого дела создадим фонд, под Димкиным именем, гранты выбьем… а пока, чтобы начать, я свои деньги вложу. – Соломон пристально посмотрел на Яшу. – Что скажешь?
– А что я могу сказать? Дело стоящее. Только, ты же знаешь, денег у меня совсем нет. А все, что у жены было, на адвоката ушло. Меня же выкинуть из Америки хотят… грин-карту еще до тюрьмы забрали…
– Да знаю я все это. Ты мне в этом деле не деньгами нужен. Поработать с пацанами. На личном примере им все пояснить. Они ведь сейчас продвинутые и не верят ни во что. Им психологи разные не авторитеты. А у тебя биография – на десять жизней хватит. Ты же легенда, живая легенда, Яша!
Яша удивленно посмотрел на друга. Покачал головой. По его лицу пробежала тень. Он опустил голову, и на несколько мгновений застыл в оцепенении. И когда их глаза снова встретились, Соломон увидел, что взгляд Яши до предела заполнили боль и тоска.
– Я… я… – Он проглотил подступивший к горлу комок – Я… ты же знаешь, сын мой, от передозировки… а я ни уберечь, ни спасти его не смог. Сам знаешь, в бегах я тогда был…
Соломон потянулся всем своим грузным телом, и положил ему руку на плече. – Знаю, все знаю… Поэтому и хочу, чтобы ты с пацанами поработал. Вместо Миши твоего, другим поможешь…
Яша подождал, пока белозубый сюртук скроется за коридорным поворотом, достал из кармана бумажку, прочел – комната №14, класс реабилитации.
… Реабилитации – хмыкнул он… Я в их возрасте и слова такого не знал…
Если бы еще год назад кто-то сказал, что придется кого-то учить, это была бы для меня самая веселая шутка в жизни. – Подумал он. Учить я конечно мог, и хорошо мог… кулаками, в основном… ну и посерьезней, чем кулаками, учить приходилось… Ладно, часик-другой с пацанами поговорю, а там видно, что почем, будет.
Он подошел к двери, приложил два пальца к прикрепленной к косяку мезузе, слегка приоткрыл дверь, прислушался. В комнате было тихо. Яша глубоко вздохнул и решительно распахнул дверь. В небольшом кабинете, прямо под окнами, сдвинутые в линейку, как в армейской столовой, выстроились несколько школьных столов, упиравшихся своим краем в преподавательскую кафедру, над которой, во всю стену, растянулся белый, пластиковый экран. Справа от двери, в последних лучах уходящего солнца, неровным блеском отсвечивали витрины книжных шкафов. За столами, заняв их серединную часть по обе стороны, над какой-то листовкой сгрудились 12 молодых ребят, что-то оживленно обсуждая. Яша негромко кашлянул, посмотрел на кафедру, и, немного поколебавшись, присел рядом с ними. Двенадцать пар глаз, со всеми возможными оттенками иронии и любопытства, уставились на него. Яша спокойно выдержал совместную атаку по-юношески нагловатых глаз, и, неожиданно для себя самого, сказал то, что совершенно говорить не собирался, мысленно репетируя по дороге начало своей преподавательской речи.
– В общем так, пацаны, я конечно могу говорить и на английском, но вы же между собой и дома говорите по – русски? Поэтому и я буду общаться с вами на русском. Мне так попроще будет, и выражения для вас мои подоходчивей тоже будут… Так вот, я никогда никого в жизни в классах не учил, разве что на улице, и вас учить не буду. Но вот объяснить, что вам совсем делать не нужно и почему, это я на разных примерах очень даже могу. Поэтому, если хотите, прямо сейчас и начнем. Вопросы для начала есть?
– Вы – Яков Райперт? – Толстый парень, лет семнадцати с виду, развернул листовку, прикрывая от Яши ладонью ее содержание.
– Ну, я натурально и есть. Вон там – он сделал жест рукой в сторону двери – в программе занятий написано.
Парень торжествующе посмотрел на присутствующих: – ну, а я что говорил? А вы не верили… – Он убрал ладонь, и Яков увидел до боли знакомое объявление ФБР десятилетней давности, о розыске преступника, где под его фотографией, лаконичное перечисление криминальных статей, заканчивалось призывом сообщить, за солидное вознаграждение, сведения о преступнике номер один в США.
Яша долго смотрел на листовку, потом оторвал взгляд и спросил: – тебя как зовут?
Парень пожал плечами: – ну, Алекс… Какое это имеет значение?
– Шурик, значит, по-нашему… Ты где это взял, Шурик?
– У отца моего много разного есть. Он собирает всякие там материалы по истории Брайтона… А вот вы лучше скажите, как вы нас учить уму разуму собираетесь, если сами…
Яков не дал ему договорить: – а вот ты мне раньше скажи, только честно: – ты, Шурик, в детстве в штаны писался?
В комнате раздался дружный смех – а он и сейчас писается!
– Тихо! – Яша поднял руку вверх. – Я не шучу, я серьезно. Так что?
– Ну… да… все в детстве… – покраснел Шурик.
– Правильно, все. А почему перестал?
– Ну, не хорошо это… не правильно…
– Вот и я перестал. И хочу, чтобы и вы все перестали… а про историю Брайтона я тоже много чего рассказать могу. При мне эта история делалась…
Софа сдвинула к середине стола послеобеденную посуду, аккуратно смахнула полотенцем хлебные крошки и положила перед собой плотный лист бумаги. – «Табель успеваемости ученика 8-а класса школы № 35 Якова Райперта.» – в слух прочла она, и молча погрузилась в изучение годовых оценок. Яша пристально следил, как менялось выражение ее лица, приобретая оттенки, не сулящие ему ничего хорошего. Наконец Софа закончила чтение, вздохнула: – Надо что-то решать с ним, Боря. – Посмотрела она на мужа.
Борис курил, вплотную стоя к затянутому марлей окну, сосредоточенно выпускал наружу клубы дыма от папиросы «Казбек», пытаясь выкурить с марли, вцепившуюся в нее с наружной стороны, большую зеленую муху. Та, окутанная клубами дыма, нервно трепетала крыльями, но свои позиции не сдавала – слишком привлекательными были послеобеденные запахи, рвущиеся из кухни наружу. Борис настолько был поглощен своим занятием, что не сразу ответил Софе. Загасив папиросу в переполненную окурками жестяную банку, он обернулся к жене: – Что решать?
Софа вспыхнула: – что решать? На, полюбуйся! – Она потрясла в воздухе Табелем успеваемости. – Две двойки годовых. Опять балбес на второй год останется!
Борис вздохнул: – успокойся Софа. Ну не лезет ему в голову учеба, что тут поделаешь? Мы что – мало его били за двойки и пропуски занятий? Совсем хочешь прибить пацана? Мы с тобой тоже не дюже грамотные, но ничего – справляемся. Дети обуты, одеты, не голодают…
– То – мы, а то они! – Софа не удержалась и отвесила Яше подзатыльник. – Смотри на него – почти с отца ростом вымахал, бездельник. Не хочешь учиться – не учись! Только кормить тебя я больше не буду! На еду заработать нужно. Вот ты мне скажи – чего ты в жизни хочешь, а? В Дюковском парке в биллиардной ошиваться, в футбол гонять, или морды пацанам бить? И что – так всю жизнь, если не посадят? А посадят тебя точно, к гадалке не ходи! Сколько уже раз участковый последнее предупреждение делал?
Яша заерзал на стуле. – А что мне там, в школе учиться? Не нравится мне. Я работать пойду…
– И куда ты пойдешь, что ты делать умеешь? – Борис снова закурил папиросу.
– Научусь. Я сапожником быть хочу. Я уже несколько раз в мастерскую ходил, нравится мне это…. И деньги там хорошие заработать можно. – С вызовом выкрикнул Яша.
Борис многозначительно посмотрел на жену. – Это в какую мастерскую?
– На Костецкую…
– К Витьке, что ли?
– Ну…
– Так он же пьяница. Чему ты у него научишься?
– Научусь, я смотреть буду. Он может и пьет, а руки свое дело делают – Упрямо стоял на своем Яша. – Через полгода – точно деньги в дом принесу…
НОВОСТИ РУССКОГОВОРЯЩЕГО НЬЮ-ЙОРКА МАНХЕТТЕН БРУКЛИН КВИНС СТАТЕН АЙЛЕНД БРОНКС НЬЮ-ДЖЕРСИ
Leave a Reply