ПРЕДИСЛОВИЕ
Дорогие читатели!
Я пишу «читатели», потому что, если вы читаете эти строки, значит, вы как минимум держите эту книгу в руках. О чем она и почему, по моему мнению, «Принцессу Брайтона» стоит прочесть? Эта книга о нас с вами, о каждом из нас, потому что ее герои очень узнаваемы. Посмотрите внимательно в зеркало – и вы увидите в нем Костю: скромного, «домашнего», воспитанного и думающего журналиста, как он сам о себе заблуждался – наблюдателя в этой жизни. Наблюдателя, который в трудную минуту перестает им быть в борьбе за справедливость и свое личное, простое человеческое счастье. Или Галю – красивую девушку из Одессы, приехавшую в Америку навстречу своей судьбе, скромную талантливую художницу, праправнучку легендарного и бесстрашного налетчика – Робин Гуда и короля одесских бандитов, ставшего им благодаря своему королевскому сердцу. А может быть, вы увидите в этом зеркале Якова, мудрого такой узнаваемой и специфичной еврейской мудростью, свойственной только этому народу? Или боксера Ивановича (Вайнштейна) – Ирода ХХІ века, расчетливого и подлого, идущего напролом в достижении своих целей. Посмотрите в зеркало, но не в зеркало в вашем доме, которое зачастую обманывает вас и льстит вам, а в зеркало своей души, самое правильное и порой беспощадное, – и вы увидите в нем героев этой книги, каждый своего.
У каждого из нас есть то, что мы тщательно скрываем от других людей, то, в чем боимся признаться даже самому себе. У каждого в шкафу есть свой «скелет». И авторы этой книги с ловкостью опытного фокусника извлекают из шкафа «скелеты» своих героев. Извлекают, выставляя на всеобщее обозрение, справедливо и беспристрастно, предъявляя их самим героям книги, а главное, читателю. Потому что герои эти – абсолютно живые, реальные, как и мы с вами, как реален тот мир, в котором мы живем. И это одно из достоинств книги. В «Принцессе Брайтона» есть еще один главный герой – сам Брайтон. Герой, горячо любимый авторами и в общем такой, каким и должен быть любимый герой: добрый и строгий, ласковый и мудрый.
Добро и зло яростно схлестнулись на страницах этой книги в извечной борьбе за человеческие души. Кто победит на этот раз? Читайте «Принцессу Брайтона» – и узнаете.
ВИКТОР ЗОНИС,
член Национального союза писателей Украины,
член Международной ассоциации журналистов
«ПРИНЦЕССА БРАЙТОНА»:
ОТ ФАНТАЗИИ К РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ
Вместо рецензии
Брайтон заполитизирован и заидеологизирован. Да что Брайтон! Вся Америка сегодня только и говорит о политике. Когда-то на Соборке в Одессе во времена Ильфа и Петрова пикейные жилеты сказали бы примерно так: «Трамп – это голова. Клинтон с Обамой – это тоже головы, но как вам нравится этот мерзавец Сорос!»
Ходить по книжным магазинам и развалам Брайтона бессмысленно: на прилавках все сплошь детективная макулатура. Нечего читать. В газетах тоже политика: кто «голова» и кто ею никогда не будет.
Но вот сегодня мне попалась в руки книга «Принцесса Брайтона. Правнучка Мишки Япончика». Авторов я знаю, и можно сказать, знаю хорошо, по их прекрасной книге «Золотые перчатки». Это Глеб Петров из Саратова и бывший одессит Миша Салита. Считается, что бывших одесситов не бывает, и читатель это поймет, едва начав читать «Принцессу».
В книге много образов и мудрых цитат. Все они яркие и запоминающиеся – от царя Ирода и выдержек из Торы до Костика и «Принцессы Гали», от истории гибели знаменитого бандита 20-х годов Мишки Япончика до профессионально описанных боксерских поединков. Постельные сцены, уголовные разборки и многое другое происходит на фоне любви авторов к Одессе и… Брайтону. И хотя один из них, а именно Глеб Петров, совсем не одессит, но так же, как и Миша Салита, он не может скрывать своих чувств к этому городу.
Кто-то спросит меня: к какому жанру можно отнести «Принцессу Брайтона»? Ближе всего ее можно отнести к… чтиву, то есть к тому, чего сегодня так не хватает читателю. Или к произведениям «авантюрного» направления. В то же время много строчек отдано вечной «еврейской теме»: кто есть «еврей» и… кто он на самом деле. И почему в этом пытаются разобраться вот уже несколько тысяч лет философы и поэты, историки и генетики…
Как могла, помогла авторам – психологу, педагогу, режиссеру и издателю Bestseller Publishing House Михаилу Салите и профессиональному поэту и барду – в издании книги талантливый иллюстратор из Барнаула Татьяна Ретер. Это именно она прекрасно оформила «Принцессу Брайтона», вложив в работу свой талант и фантазию.
И последнее. Книга-роман «Принцесса Брайтона» прекрасно и красочно издана.
Авторы хотели, чтобы их труд и опыт совместной литературной работы был замечен, вызвал интерес и… увлек читателя. «Принцесса Брайтона» наверняка понравится публике. И в этом у меня лично нет сомнения.
Более того, книга, которая у вас в руках, безусловно, будет прекрасным подарком вашим друзьям. Особенно молодым…
Ар. Малиевский
Опубликовано в газете «Русская реклама»
НЕСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ СЛОВ
Брайтон… Яркий, неповторимый, со своим говором и манерами общения, ртутно-подвижный, сочный, как дозревший на солнце фрукт, с особенной историей (именно здесь многое произошло впервые в Америке), минующий старость, дивным образом молодеющий, меняющийся на глазах…
Иммигранты из Одессы влюбились в него сразу и по уши. Многое вокруг, прежде всего океан и пляжи, напоминало им родной город у моря. “Русская Одесса” – таким нарицательным именем по сию пору называют это место, хотя одесситов уже не так много, как прежде, разбавили их приезжие из самых разных городов бывшей советской империи.
Я же, впервые попавший на Брайтон еще до эмиграции, в феврале 1991-го, приехав в Нью-Йорк в командировку, был ошарашен и подавлен увиденным: суета, толкотня, мусор, грохот сабвея над головой, заглушающий речь… “Неужели здесь можно нормально жить?” – удрученно спрашивал себя.
Прошли годы. Я поселился в десяти минутах ходьбы от Брайтона, проводил тут немало времени, с удовольствием пользовался местными магазинами, нежился на пляже, гулял на бордвоке, познакомился с массой интересных людей, с некоторыми подружился, и грохот сабвея меня больше не раздражал. Да, это была любовь далеко не с первого взгляда – отнюдь, но крепкая и стойкая. Поселившись теперь в Квинсе, я живо ощущаю, как мне не хватает Брайтона…
Действие романа Михаила Салиты и Глеба Петрова “Принцесса Брайтона” происходит именно в этом районе Нью-Йорка. А еще – в Одессе. Лихо закрученный сюжет – любовь, интриги, криминальные разборки, боксерский поединок как интерпретация борьбы добра со злом – дает возможность проследить самые разные судьбы. Главная героиня – красавица-одесситка Галя, приехавшая в Америку искать свое счастье и нашедшая его, – по замыслу авторов праправнучка легендарного Мишки Япончика. Короткая любовная связь “бабелевского Бени Крика” с юной Оксаной положила начало Галиному роду.
Читая эти страницы, я вспоминал рассказы моего отца, волею судеб оказавшегося в полку Мишки Япончика, отправленного на борьбу с петлюровцами. Любвеобильный Мишка любил погулять, окружавшая его шатия-братия бражничала и веселилась даже на фронте со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому придуманная авторами ситуация с одной-единственной любовной ночью Япончика и Оксаны и рождением внебрачного ребенка отнюдь не выглядит художественным преувеличением – такое бывало в то смутное время, и не раз. Уверен, что книга Салиты и Петрова найдет своего читателя, и не только на Брайтоне.
Не могу не упомянуть иллюстратора – художницу из сибирского Барнаула Татьяну Ретер. Ее цветные рисунки в виде заставок к каждой главе демонстрируют тонкое чутье, живость и оригинальность в воплощении фантазий и мечтаний героев. Татьяна воочию увидела все уголки Нью- Йорка, в которых бывали герои книги. Это помогло ей в работе, и иллюстрации получились весьма впечатляющими.
Итак, у вас в руках “Принцесса Брайтона”. Прошу любить и жаловать. Принимайте ее такой, какая она есть…
Давид Гай
а путь злодеев пропадет.
Пс. 1:6…Из среды братьев твоих
поставь над собою царя.
Втор. 17:15ПРОЛОГВ большой комнате с плотно занавешенными окнами на внушительном ложе из ливанского кедра под тяжелым, расшитым золотом пологом лежал старик. Время от времени он ворочался, издавая хриплые, протяжные стоны. Двери отворились, и в полумрак царских покоев, неслышно ступая, вошел Иосиф – начальник придворных лекарей. Он остановился на почтительном расстоянии в нерешительности.
– Как чувствует себя Великий царь? – негромко спросил лекарь.
Ирод повернул к нему голову и произнес, мучительно растягивая слова:
– Подойди поближе, Иосиф. Я не могу говорить громко.
Лекарь послушно засеменил к алькову и, приблизившись, почувствовал в затхлом воздухе острый запах заживо разлагающейся плоти. Он инстинктивно прикрыл нос рукой и, низко поклонившись царю, почтительно произнес:
– Не прикажет ли повелитель раскрыть окна, дабы животворящий ветер, летящий с иерусалимских гор, освежил царские покои?
Царь поморщился:
– Мне невыносим шум, мой верный Иосиф… Когда я слышу голоса, мне кажется, что это враги сговариваются убить меня. Чей-то смех вызывает во мне прилив ярости: как смеют они веселиться, когда их царь так страдает?! Я велел арестовать четыреста самых знатных жителей Иерусалима, и в тот день, когда меня не станет, их всех казнят. Тогда никто не посмеет радоваться моей смерти и ликовать во время моих похорон!
Лицо Ирода исказила гримаса боли. Его голова беспомощно откинулась на подушки, лоб покрылся холодной липкой испариной.
– Царь не должен так волноваться. Ему нужны покой и расслабление для восстановления сил, – возразил лекарь.
– Восстановления сил? Каких сил? Тебе ли не знать, что их уже не осталось, – проворчал царь. И после непродолжительной паузы продолжил: – За что я так страдаю, Иосиф? Да, порой я был жесток, даже очень жесток… Но только сильной рукой можно держать этот непокорный народ в повиновении. Если бы я не подавил извечную иудейскую смуту, все эти заговоры, не умилостивил бы Рим, от Иерусалима не осталось бы камня на камне! И что я получил в благодарность? Страх? Как загнанный дикий зверь, я постоянно сижу во дворце, возведенном внутри горы, просыпаюсь среди ночи в тревоге и ловлю звуки тишины: не послышатся ли шаги, не ко мне ли крадется потайным ходом подосланный убийца?
Неблагодарные! Да, я не иудей по крови, но мой отец из древнего племени идумеев, потомков Авраама, а мать весьма знатного арабского происхождения. И я, видит Бог, искал сближения с иудеями. Ради них я развелся с первой – любимой – женой и сочетался с Мариамой, внучкой иудейского Первосвященника. О, я жестоко поплатился за это, ибо она оказалась изменницей! И мне пришлось расправиться с нею и ее детьми. Я вел победоносные войны во славу Иудеи, я окружил себя великими учеными мужами, поэтами, скульпторами, художниками, возвел величественные цирки и дворцы, неприступные крепости и удобные гавани. Я заново отстроил Храм, который своим величием превзошел святилище самого царя Соломона! И где благодарность за все это? Я тебя спрашиваю: где?!
– Бог не принимает мзды, – еле слышно, одними губами, произнес Иосиф. И еще тише добавил: – И не жалует мздоимцев.
– Ты что-то сказал, мой верный лекарь?
– Великому царю нельзя утомлять себя разговорами, и лучшее лекарство для него – сон.
– Я не могу уснуть уже третью ночь, – капризно проворчал Ирод. – Язвы на моем теле свербят и сочатся кровью. Все нутро жжет как огнем, ноги опухли и почернели. Помоги мне, Иосиф! – хрипло выкрикнул царь.
– Я только что велел сменить тебе повязки и смазать язвы новой мазью, тайно доставленной к нам от египетских жрецов. Мазь принесли вчера ночью. И я надеюсь, что она облегчит твои страдания, Великий царь. Жрец, доставивший ее нам, говорит, что это самое сильное средство из всех известных на земле и им с давних времен лечили только самых знатных жрецов и фараонов.
Ирод оживился. Он с трудом приподнялся на локте:
– А она не отравленная, эта мазь?
Иосиф еле заметно улыбнулся:
– Нет, не отравленная. Мы вчера помазали ею жреца и только ранним утром отпустили живого и здорового домой, несмотря на его желание уйти еще ночью.
– Да будет так, – с надеждой в голосе произнес Ирод. Он издал протяжный стон и закрыл глаза.ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1. Между небом и землей
Лет в девять Галя узнала от бабушки, что на портрете, с незапамятных времен висевшем на стене в ее доме, изображен король одесских налетчиков Мишка Япончик и что он приходится ей прапрадедушкой по отцовской линии. Девочка не придала бабушкиному рассказу особого значения, но ее брат Степка, на два года младше, весьма обрадовался этому родству и с тех пор, играя с соседскими мальчишками в казаки-разбойники, всегда был на стороне разбойников.
Кто такой Мишка Япончик, как он стал главарем налетчиков – никто толком не знал. Многие называли его просто бандитом и уголовником. А некоторые причисляли его к анархистам. Настоящая же фамилия Япончика была Винницкий, и, отбыв каторгу за участие в налетах анархистов на еврейских богатеев, он снова появился в Одессе.
Одесса начала 1918-го по вечерам не казала носа из дома: демобилизованные солдаты, милиция, гайдамаки (сторонники Центральной Рады) и банды налетчиков устраивали постоянные перестрелки. Грабили и те и другие, вламываясь в квартиры и производя реквизиции. Ребята Япончика “взяли” почтовое отделение на Ближних Мельницах, напали на Румынский игорный клуб, забрав с кона и из карманов посетителей триста тысяч. Срывали с женщин золотые украшения и прятали их в голенищах сапог. Потом стали громить винные и спиртовые склады.
В центре города, на Дворянской, они захватили публичный дом Айзенберга. Выдали проституткам из реквизированных денег по пятьсот рублей, и полсотни анархистов перебрались жить в публичный дом, устроив там свой штаб. Проституткам тоже нашлось место под родной крышей.
Город только и говорил что о новых налетах Япончика и очередных экспроприациях. Налетчики посетили новогодний банкет у сахарозаводчика Гепнера. Япончик, если верить молве, элегантно раскланялся с многочисленными гостями и заявил: “Мы очень извиняемся. Мы люди бедные, а вы богатые. Едите и пьете, а на Молдаванке кушать нечего. Так что вы должны уплатить сейчас пятьдесят тысяч, чтобы молдаванские тоже праздновали Новый год. Постарайтесь вести себя примерно, и мы не причиним вам зла…” Хозяин дома вынес только две тысячи. Тогда дружинники с глубокими блюдами в руках стали обходить перепуганных гостей, забирая у мужчин бумажники, а у расфуфыренных дам драгоценности. Все делалось весело, с шутками. После экспроприации жертвам вернули по десять рублей на извозчика.
Город погрузился в темноту: фонарей не зажигали. Лишь на правительственных учреждениях, “чрезвычайках”, театрах и клубах тускло горели розовые стеклянные звезды. По пустым улицам разъезжали на автомобилях и лихачах матросы с браунингами на поясе, воры-карманники, уголовники с золотыми “фиксами”, бритые щеголи в кожаных тужурках и френчах, широких галифе и сапогах непременно со шпорами, полусумасшедшие студенты в красных башлыках…
13 марта 1918 года в Одессу вошли германские и австро-венгерские части. Большевистские начальники и революционная армия бежали без оглядки, не оказав ни малейшего сопротивления. В городе осталось разношерстное подполье, включавшее и анархистов.
Япончик ничего и никого не боялся. Его видели в разных местах, в том числе и в кафе Фанкони, где он одно за другим поедал пирожные, жадно заглатывая большие куски, – похоже, бесстрашный налетчик оказался сластеной. Парни из охраны семнадцати-двадцати лет отроду, рассевшись вокруг Япончика, мешали посетителям как следует рассмотреть его лицо. По Дерибасовской Япончик не шел, а шествовал – нарочито медленно и безбоязненно, – останавливался, здороваясь с некоторыми прохожими, разговаривал с ними, всем своим видом показывая, кто истинный хозяин города.
На вид ему можно было дать лет тридцать. Гладко зачесанный коренастый брюнет с широкими смуглыми скулами и неспокойными раскосыми глазами. Глаза его никогда не смотрели на собеседника, а находились в постоянном цепком движении, моментально перебегали с одного объекта внимания на другой. Казалось, он одновременно смотрит на всех и на все. Он часто оглядывался.
Была глубокая осень. Черное пальто его украшал каракулевый воротник, шапку из того же меха он всегда держал в руках. Выглядело все это не вполне по осеннему сезону – хотя было еще нехолодно, и вода в лужах не подернулась хрупким ледком. Пальто на нем было расстегнуто, и из-под него виднелись черный костюм и черная косоворотка.
Мрачноватая осенняя одежда контрастировала с тем, как щегольски выглядел этот человек летом, вызывая восторг и поклонение у одних и страх у других. Ходил он, как правило, в ярко-кремовом костюме и желтой шляпе канотье, с галстуком-бабочкой “кис-кис” и букетиком цветов в петлице.
Многие девушки и зрелые женщины заглядывались на Япончика: ореол еврейского Робин Гуда, грабившего богатых, потому что с бедных взять нечего, возбуждал их неподдельный интерес; многие в снах видели себя в его объятиях, для некоторых сны становились вещими, оборачивались явью. Шальных одесситок не смущало, что Япончик сравнительно недавно женился и у него родилась дочь.
***
– Уважаемые пассажиры, вас приветствует командир борта авиакомпании Ukraine International Airlines, совершающего рейс номер PS 231 “Киев – Нью-Йорк”, летчик первого класса Александр Карпенко. Расстояние до пункта назначения составляет 7533 километра. Через 10 часов 20 минут наш “Боинг-737” совершит посадку в аэропорту Джон Фитцджеральд Кеннеди. Основная часть полета пройдет на высоте около 10 тысяч метров. Просьба всем оставаться на своих местах до выключения табло “Пристегнуть ремни”. Наш экипаж желает вам приятного полета.
Симпатичная светловолосая пассажирка чуть старше двадцати по имени Галя встретилась серо-голубыми глазами с сосредоточенным взглядом бортпроводницы в безукоризненной синей блузке и такого же цвета юбке и застегнула застежку ремня безопасности. Спокойствия ей это не прибавило. Когда впервые в жизни готовишься к дальнему полету, тем более за границу, руки поневоле холодеют и становятся влажными, а сердце бьется часто-часто. Так всегда бывало у нее перед экзаменами в художественном училище.
Гале повезло: ее место было возле иллюминатора, и она видела через него летное поле аэропорта Борисполь, множество самолетов с самыми разными эмблемами и надписями на бортах. Ближе всего к ее самолету стоял огромный лайнер с надписью “АЭРОФЛОТ” на серебристом боку. За ним виднелся светло-желтый самолет поменьше – надписи не было видно за крылом их «Боинга». А еще дальше бело-синий красавец, на расстоянии кажущийся игрушкой-авиамоделью, в крутом пике коснулся земли и вскоре остановился.
“Хорошо его пассажирам, – подумала Галя, – для них уже все позади”.
За иллюминатором все медленно поплыло. “Сейчас начнется”, – подумала девушка, но самолет продолжал все так же неспешно двигаться по бетонной полосе.
“Надо прочитать какую-нибудь молитву. Прочту, когда будем взлетать”, – решила она. Но лайнер еще долго маневрировал, словно не решаясь на неслыханную дерзость – путешествие в заоблачные дали. Казалась, это будет тянуться бесконечно…
Моторы загудели особенно громко, и самолет решительно рванулся вперед. В иллюминаторе все быстрее и быстрее замелькали стальные птицы, тягачи, редкие деревца и кустики на краю взлетного поля. Вдруг все стало проваливаться куда-то вниз. Галю слегка вдавило в кресло. Она непроизвольно вцепилась гибкими пальцами с маникюром цвета перламутра в подлокотники.
Ее соседка – рыжеволосая дивчина примерно того же возраста, одетая в незамысловатое шерстяное платье, – невозмутимо читала журнал. “Вот это нервы!” – подумала Галя. В иллюминаторе земля все удалялась, появились белые облака. Тонким слоем, словно пена в ванне, они тянулись до самого горизонта. На душе сразу стало спокойно.
“А молитву-то я не прочла, – спохватилась девушка. – Ладно, прочту перед посадкой”.
К спинке переднего сиденья был прикреплен монитор, и можно было прочитать на английском и украинском языках, что высота полета уже более 8 тысяч метров, а температура воздуха за бортом минус 50 по Цельсию.
“Все будет хорошо. Стас правильно сказал по дороге в аэропорт, что я отправляюсь в замечательное место на земле, куда стремятся попасть миллионы людей. А ведь могли и не дать визу! Повезло… И всем им тоже, выходит, повезло – вон они сидят, счастливчики”. – И Галя, поправляя волнистые светло-русые волосы, невзначай окинула взглядом салон экономкласса.
– В первый раз летишь? – спросила ее соседка. Голос у нее оказался не очень приятный, с легкой писклявинкой.
– Ага. В первый. Смотри, сколько народа летит в Америку… И откуда такие деньжищи? Туда-обратно слетать – это ж под тысячу «зеленых», а еще проживание, питание. Наверное, у многих родственники там есть…
– У всех своя история. Кто-то в гости, а кто-то гроши заработать. Некоторые – насовсем, в эмиграцию. Счастливчики…
– А у меня нет права на работу.
– Английский знаешь?
– Немного.
Рыжая снисходительно улыбнулась, посмотрела, как показалось Гале, свысока и уткнулась в журнал.
– Ты, наверное, бывалая путешественница, да? – спросила Галя через некоторое время.
– Да запарилась уже мотаться туда-сюда! Скорей бы вид на жительство получить, тогда можно не возвращаться.
– Скоро вся Украина уедет на Запад, – задумчиво произнесла Галя.
– Кто их пустит?! Я знаешь как намыкалась, и сколько еще будет проблем, пока документы получу? Кукиш им с маслом, а не Америка! Пускай лучше дома сидят да галушки трескают!
– А у кого нет денег?
– Все как-то крутятся. Ты-то вот наскребла на билет, да и одета очень даже. Костюмчик от Mexx или Zara? И прическа в греческом стиле, с плетением и локонами… Дружок у тебя, видно, щедрый.
– Я заработала на билет сама.
– Сама? Где же ты работала? На Дерибасовской или, может, на Крещатике? – грубовато-насмешливо бросила рыжая.
– Дура ты, – обиделась Галя и отвернулась к окну.
В иллюминаторе не было видно ничего, кроме сплошной белой пелены. Вскоре облачный слой опустился ниже, и среди бесконечной прозрачной синевы повис красный диск солнца. У девушки аж дух перехватило от такой красоты: “Жаль, даже карандаша нет под рукой. Но ничего, я как-нибудь потом нарисую, по памяти. Не сложнее будет, чем “Желтая яхта на рейде”. Это относительно небольшое полотно, написанное с натуры в прошлом году, принесло Гале неплохие деньги. Морской пейзаж, выполненный темперой и отличавшийся тональным единством, cтал ее дипломной работой. Преподаватель Станислав выставил “Яхту” на продажу в своей художественной галерее, и картина на удивление быстро ушла за 2 тысячи американских долларов. Когда он вручал ей гонорар, то вдруг стал необычайно серьезным и многозначительно сказал:
– Тебе с твоим дарованием нечего здесь делать, Галчонок.
В Украине сейчас ничего не добиться, в лучшем случае будешь делать моментальные портреты желающих в парке.
– Куда же мне податься?
– На Запад, хоть бы в Нью-Йорк. А что? Неплохой городишко. Я бы сам сгонял, да грехи не пускают.
– В Нью-Йорк? В Америку?
– А ты знаешь Нью-Йорк в Украине?
– Постой, а как я поеду, к кому?
– Надо все обмозговать, – поморщившись, сказал Стас. Он не был готов обсуждать детали.
Прошло не меньше месяца, прежде чем они вновь вернулись к этой теме.
Глава 2. Семинар Зеленского
Рисовать Галя стала, как только научилась держать в руке карандаш. Темой для рисунков становилось все вокруг: предметы домашней утвари, лица знакомых, вид из окна на самую длинную одесскую улицу – Koмсoмoльскую – в месте, где она пересекает улицу Бaрaнoвa. Это была Стaрая Oдeсса, с глухими двoрaми, цветущими каштанами и кoммунальными квартирами. Кoмсомoльскaя упиралась в Moлдaвaнку, где когда-то жило бoльшинствo одeсскиx eврeeв, из которых вышло много пeрвыx подпольных миллионeрoв, бaндитoв, блатных, просто жлoбoв и, конечно же, интeллигeнтныx людeй. В этиx стaрыx двoрax сутки напролет играли в дoминo, кaрты, шaxмaты и шaшки – нa дeньги и прoстo тaк, перемежая игру с вoдкoй, пивoм, куревом, разными “мaнсaми”, сплeтнями и aнeкдoтaми.
Однажды Галя сделала несколько попыток срисовать строгое мужское лицо со старинного дагеротипа, висящего у нее в комнате на стене. Одна из попыток получилась удачной, и бабушка, полюбовавшись, аккуратно прибрала рисунок в шифоньер. Чей это портрет, девочка не знала лет до восьми, да ей и не хотелось приставать к бабушке с расспросами: ее вполне устраивала анонимность усатого персонажа, который внимательно глядел на нее всякий раз, когда она ложилась спать, а свет в комнате бабушки еще не был выключен.
Какие только сюжеты не приходили девчушке в голову! Во сне все приобретало фантастический вид.
Один сон запомнился Гале особенно ярко. Едет она в трамвае по Большому Фонтану в сторону 16-й станции. В вагоне никого, кроме нее, нет, за окнами темно. И так тоскливо на сердце, так одиноко… Вдруг трамвай останавливается, и в него вваливается толпа народу. Все пьяные и веселые до остервенения, но лиц совсем не видно за страшными звериными масками. Расселись по вагону и сразу умолкли, застыли, точно уснули или умерли. Совсем жутко стало девочке, боится, что сейчас вскочат эти мертвецы и кинутся на нее. Бросилась Галя в кабину водителя, а у того лицо до боли знакомое – точь-в-точь как на дагеротипе на стене. Испуг у нее сразу пропал, а дяденька вагоновожатый ей и говорит:
– Не бойся никого, сейчас уже приедем.
И в тот же миг увидела Галя в ветровое стекло трамвая, как восходит красное солнце – размером с суповую тарелку.
– А куда мы сейчас едем? – спросила она, но ответа не получила: его заглушил громкий и трескучий трамвайный звонок, который оказался будильником, оповещающим, что пора собираться в школу…
Однажды к бабушке пришла соседка, тетя Наташа, и спросила: “А не хотите ли, Анна Григорьевна, отдать внучку в художественную школу? Там сейчас как раз идет набор”. Бабушка засомневалась. Ей, одной воспитывающей двух внуков, чьи родители трагически погибли, не хотелось еще больше усложнять себе и без того нелегкую жизнь (ведь на занятия живописью требуются деньги). Но все вокруг талдычили, что у девочки способности, и бабушка наконец согласилась.
Уже с первых недель учебы в “художке” Галя показала отличные результаты. Учителя в один голос твердили, что девочка талантлива, и она начала понимать, что обладает качествами, которых нет у других. Многие дети-сокурсники даже плакали, потому что у нее получалось, а у них – нет. Галя сначала жалела их, а потом ей стало нравиться, что она всегда первая. Ее ставили в пример. Уже через год обучения провели в школе выставку ее работ. После этого Галя стала местной знаменитостью. Из других классов приходили посмотреть ее работы, а она стеснялась и краснела при похвале. Но в душе была счастлива! Она поняла: это ее, и она должна этим заниматься.
Со временем Галя стала узнавать, что многие ее одноклассники завидуют ей лютой завистью, не могут смириться с чужим успехом. Она поняла, что в жизни не всегда все гладко и, даже если ты на коне, есть люди, которые будут против тебя только потому, что ты – лучшая.
Окончив 11 классов, Галя подала документы в Одесское художественное училище. Но вскоре выяснилось, что туда брали только тех, у кого есть блат, или тех, кто может отблагодарить энными суммами. Конкурс составлял десять человек на место, но она, несмотря ни на что, поступила. Гале нужно было выбрать одну из двух специальностей: дизайнер или живописец, и она решила, что станет живописцем. Директор и лучший педагог училища – заслуженный художник Станислав Сергеевич Зеленский – сам позвал Галю в свой семинар.
Постепенно студентка освоила все виды техники рисования, стала получать первые заказы на картины от соседей по дому, знакомых. Ее заметили люди, создающие компьютерные игры. Галя принимала участие в разработке таких игр, как Arctic Quest, Hyperboloid, Marv the Miner. Заказчики видели ее талант и фантазию, способность чувствовать форму предмета, фактуру и цвет, схватывать самое важное в лицах и предметах, но тем не менее платили крайне мало и не печатали ее имя в титрах.
Во время обучения в художественном училище у Гали случился роман, и ни с кем-нибудь, а с самим Зеленским. Он, кроме того что художествовал, держал несколько ломбардов и художественную галерею. Зеленскому было уже за сорок, но выглядел он моложе. В то время он уже ушел от своей официальной жены и был свободен для новых отношений. Зеленский всегда был одет с иголочки, носил дымчатые очки, часы Franck Muller, повязывал галстук узлом “Принц Альберт”, а мизинец его украшал перстень с бриллиантом.
Еще на первом занятии учитель обратил внимание на пышногрудую, статную Галю. Наметанным глазом художника и сердцееда он отметил для себя все ее телесные достоинства и яркий свет серых глаз. Но, по правде говоря, не мог представить, что между ними что-то может произойти. К последнему курсу влечение к девушке усилилось, тем более что она сама, как ему казалось, смотрела на преподавателя вызывающе-призывно, как бы провоцируя его. Галя и впрямь чувствовала приятное возбуждение, когда Станислав Сергеевич приближался к ней во время занятий живописью. Его случайные прикосновения, когда он брал из ее руки кисть и правил ее мазки на мольберте, заставляли сердце биться чаще.
Близость случилась в мае, когда пятикурсникам было пора заканчивать дипломные работы. Галя писала маслом картину “Желтая яхта на рейде” – на грунт полотна краска ложилась широким и одновременно нежным мазком, обещая, что из художницы выйдет неординарный маринист. Она стояла за мольбертом на самом берегу, а вокруг простирались пляжи Аркадии. Уже начинало темнеть, но она так увлеклась, что забыла о времени. Вдруг услышала приближающиеся шаги. Это был Зеленский.
– Ну как работается?
– Хорошо. Уже близка к финишу.
– Дай-ка взглянуть на твой шедевр. – И он опытным взглядом принялся изучать работу, чуть развернув мольберт в сторону фонаря.
– Девушка, которая смотрит вдаль на желтую яхту, – это ты?
– Я. С детства зачитывалась “Алыми парусами” Грина, но решила, что желтая яхта будет выглядеть необычно.
– Тона подобраны правильно. Мне нравится, – и он посмотрел в глаза Гали так, что она вздрогнула. Теплая волна накрыла ее.
– Что вы так смотрите? – немного смущаясь, тихо спросила девушка.
– Да так, просто подумал, что скоро ты вылетишь из гнезда, и мы будем видеться редко или совсем не будем.
– Ну почему? – задумчиво произнесла Галя, глядя в море.
Он неожиданно обнял ее за плечи. Галя вздрогнула, но не противилась. Тогда Зеленский повернул девушку лицом к себе и припал к ее приоткрытым губам.
Галя ответила на поцелуй, он получился долгим и страстным.
– Ты прелесть, – сказал Зеленский.
Они вновь припали друг к другу жадными губами. Станислав прижал к себе девушку и ощутил ее большую упругую грудь. Они целовались до безумия, забыв о том, где находятся. Рядом тихо перешептывались волны, на рейде чуть покачивалась желтая яхта…
Эту ночь Галя провела у Зеленского. Она теперь называла его сокращенным именем – Стас. Оно ей очень нравилось.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Дорогие читатели!
Я пишу «читатели», потому что, если вы читаете эти строки, значит, вы как минимум держите эту книгу в руках. О чем она и почему, по моему мнению, «Принцессу Брайтона» стоит прочесть? Эта книга о нас с вами, о каждом из нас, потому что ее герои очень узнаваемы. Посмотрите внимательно в зеркало – и вы увидите в нем Костю: скромного, «домашнего», воспитанного и думающего журналиста, как он сам о себе заблуждался – наблюдателя в этой жизни. Наблюдателя, который в трудную минуту перестает им быть в борьбе за справедливость и свое личное, простое человеческое счастье. Или Галю – красивую девушку из Одессы, приехавшую в Америку навстречу своей судьбе, скромную талантливую художницу, праправнучку легендарного и бесстрашного налетчика – Робин Гуда и короля одесских бандитов, ставшего им благодаря своему королевскому сердцу. А может быть, вы увидите в этом зеркале Якова, мудрого такой узнаваемой и специфичной еврейской мудростью, свойственной только этому народу? Или боксера Ивановича (Вайнштейна) – Ирода ХХІ века, расчетливого и подлого, идущего напролом в достижении своих целей. Посмотрите в зеркало, но не в зеркало в вашем доме, которое зачастую обманывает вас и льстит вам, а в зеркало своей души, самое правильное и порой беспощадное, – и вы увидите в нем героев этой книги, каждый своего.
У каждого из нас есть то, что мы тщательно скрываем от других людей, то, в чем боимся признаться даже самому себе. У каждого в шкафу есть свой «скелет». И авторы этой книги с ловкостью опытного фокусника извлекают из шкафа «скелеты» своих героев. Извлекают, выставляя на всеобщее обозрение, справедливо и беспристрастно, предъявляя их самим героям книги, а главное, читателю. Потому что герои эти – абсолютно живые, реальные, как и мы с вами, как реален тот мир, в котором мы живем. И это одно из достоинств книги. В «Принцессе Брайтона» есть еще один главный герой – сам Брайтон. Герой, горячо любимый авторами и в общем такой, каким и должен быть любимый герой: добрый и строгий, ласковый и мудрый.
Добро и зло яростно схлестнулись на страницах этой книги в извечной борьбе за человеческие души. Кто победит на этот раз? Читайте «Принцессу Брайтона» – и узнаете.
ВИКТОР ЗОНИС,
член Национального союза писателей Украины,
член Международной ассоциации журналистов
«ПРИНЦЕССА БРАЙТОНА»:
ОТ ФАНТАЗИИ К РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ
Вместо рецензии
Брайтон заполитизирован и заидеологизирован. Да что Брайтон! Вся Америка сегодня только и говорит о политике. Когда-то на Соборке в Одессе во времена Ильфа и Петрова пикейные жилеты сказали бы примерно так: «Трамп – это голова. Клинтон с Обамой – это тоже головы, но как вам нравится этот мерзавец Сорос!»
Ходить по книжным магазинам и развалам Брайтона бессмысленно: на прилавках все сплошь детективная макулатура. Нечего читать. В газетах тоже политика: кто «голова» и кто ею никогда не будет.
Но вот сегодня мне попалась в руки книга «Принцесса Брайтона. Правнучка Мишки Япончика». Авторов я знаю, и можно сказать, знаю хорошо, по их прекрасной книге «Золотые перчатки». Это Глеб Петров из Саратова и бывший одессит Миша Салита. Считается, что бывших одесситов не бывает, и читатель это поймет, едва начав читать «Принцессу».
В книге много образов и мудрых цитат. Все они яркие и запоминающиеся – от царя Ирода и выдержек из Торы до Костика и «Принцессы Гали», от истории гибели знаменитого бандита 20-х годов Мишки Япончика до профессионально описанных боксерских поединков. Постельные сцены, уголовные разборки и многое другое происходит на фоне любви авторов к Одессе и… Брайтону. И хотя один из них, а именно Глеб Петров, совсем не одессит, но так же, как и Миша Салита, он не может скрывать своих чувств к этому городу.
Кто-то спросит меня: к какому жанру можно отнести «Принцессу Брайтона»? Ближе всего ее можно отнести к… чтиву, то есть к тому, чего сегодня так не хватает читателю. Или к произведениям «авантюрного» направления. В то же время много строчек отдано вечной «еврейской теме»: кто есть «еврей» и… кто он на самом деле. И почему в этом пытаются разобраться вот уже несколько тысяч лет философы и поэты, историки и генетики…
Как могла, помогла авторам – психологу, педагогу, режиссеру и издателю Bestseller Publishing House Михаилу Салите и профессиональному поэту и барду – в издании книги талантливый иллюстратор из Барнаула Татьяна Ретер. Это именно она прекрасно оформила «Принцессу Брайтона», вложив в работу свой талант и фантазию.
И последнее. Книга-роман «Принцесса Брайтона» прекрасно и красочно издана.
Авторы хотели, чтобы их труд и опыт совместной литературной работы был замечен, вызвал интерес и… увлек читателя. «Принцесса Брайтона» наверняка понравится публике. И в этом у меня лично нет сомнения.
Более того, книга, которая у вас в руках, безусловно, будет прекрасным подарком вашим друзьям. Особенно молодым…
Ар. Малиевский
(Опубликовано в газете «Русская реклама» УКАЗАТЬ НОМЕР)
НЕСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ СЛОВ
Брайтон… Яркий, неповторимый, со своим говором и манерами общения, ртутно-подвижный, сочный, как дозревший на солнце фрукт, с особенной историей (именно здесь многое произошло впервые в Америке), минующий старость, дивным образом молодеющий, меняющийся на глазах…
Иммигранты из Одессы влюбились в него сразу и по уши. Многое вокруг, прежде всего океан и пляжи, напоминало им родной город у моря. “Русская Одесса” – таким нарицательным именем по сию пору называют это место, хотя одесситов уже не так много, как прежде, разбавили их приезжие из самых разных городов бывшей советской империи.
Я же, впервые попавший на Брайтон еще до эмиграции, в феврале 1991-го, приехав в Нью-Йорк в командировку, был ошарашен и подавлен увиденным: суета, толкотня, мусор, грохот сабвея над головой, заглушающий речь… “Неужели здесь можно нормально жить?” – удрученно спрашивал себя.
Прошли годы. Я поселился в десяти минутах ходьбы от Брайтона, проводил тут немало времени, с удовольствием пользовался местными магазинами, нежился на пляже, гулял на бордвоке, познакомился с массой интересных людей, с некоторыми подружился, и грохот сабвея меня больше не раздражал. Да, это была любовь далеко не с первого взгляда – отнюдь, но крепкая и стойкая. Поселившись теперь в Квинсе, я живо ощущаю, как мне не хватает Брайтона…
Действие романа Михаила Салиты и Глеба Петрова “Принцесса Брайтона” происходит именно в этом районе Нью-Йорка. А еще – в Одессе. Лихо закрученный сюжет – любовь, интриги, криминальные разборки, боксерский поединок как интерпретация борьбы добра со злом – дает возможность проследить самые разные судьбы. Главная героиня – красавица-одесситка Галя, приехавшая в Америку искать свое счастье и нашедшая его, – по замыслу авторов праправнучка легендарного Мишки Япончика. Короткая любовная связь “бабелевского Бени Крика” с юной Оксаной положила начало Галиному роду.
Читая эти страницы, я вспоминал рассказы моего отца, волею судеб оказавшегося в полку Мишки Япончика, отправленного на борьбу с петлюровцами. Любвеобильный Мишка любил погулять, окружавшая его шатия-братия бражничала и веселилась даже на фронте со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому придуманная авторами ситуация с одной-единственной любовной ночью Япончика и Оксаны и рождением внебрачного ребенка отнюдь не выглядит художественным преувеличением – такое бывало в то смутное время, и не раз. Уверен, что книга Салиты и Петрова найдет своего читателя, и не только на Брайтоне.
Не могу не упомянуть иллюстратора – художницу из сибирского Барнаула Татьяну Ретер. Ее цветные рисунки в виде заставок к каждой главе демонстрируют тонкое чутье, живость и оригинальность в воплощении фантазий и мечтаний героев. Татьяна воочию увидела все уголки Нью- Йорка, в которых бывали герои книги. Это помогло ей в работе, и иллюстрации получились весьма впечатляющими.
Итак, у вас в руках “Принцесса Брайтона”. Прошу любить и жаловать. Принимайте ее такой, какая она есть…
Давид Гай
Все совпадения случайны. Все события и персонажи вымышлены.
…Знает Бог пути праведников,
а путь злодеев пропадет.
Пс. 1:6
…Из среды братьев твоих
поставь над собою царя.
Втор. 17:15
ПРОЛОГ
В большой комнате с плотно занавешенными окнами на внушительном ложе из ливанского кедра под тяжелым, расшитым золотом пологом лежал старик. Время от времени он ворочался, издавая хриплые, протяжные стоны. Двери отворились, и в полумрак царских покоев, неслышно ступая, вошел Иосиф – начальник придворных лекарей. Он остановился на почтительном расстоянии в нерешительности.
– Как чувствует себя Великий царь? – негромко спросил лекарь.
Ирод повернул к нему голову и произнес, мучительно растягивая слова:
– Подойди поближе, Иосиф. Я не могу говорить громко.
Лекарь послушно засеменил к алькову и, приблизившись, почувствовал в затхлом воздухе острый запах заживо разлагающейся плоти. Он инстинктивно прикрыл нос рукой и, низко поклонившись царю, почтительно произнес:
– Не прикажет ли повелитель раскрыть окна, дабы животворящий ветер, летящий с иерусалимских гор, освежил царские покои?
Царь поморщился:
– Мне невыносим шум, мой верный Иосиф… Когда я слышу голоса, мне кажется, что это враги сговариваются убить меня. Чей-то смех вызывает во мне прилив ярости: как смеют они веселиться, когда их царь так страдает?! Я велел арестовать четыреста самых знатных жителей Иерусалима, и в тот день, когда меня не станет, их всех казнят. Тогда никто не посмеет радоваться моей смерти и ликовать во время моих похорон!
Лицо Ирода исказила гримаса боли. Его голова беспомощно откинулась на подушки, лоб покрылся холодной липкой испариной.
– Царь не должен так волноваться. Ему нужны покой и расслабление для восстановления сил, – возразил лекарь.
– Восстановления сил? Каких сил? Тебе ли не знать, что их уже не осталось, – проворчал царь. И после непродолжительной паузы продолжил: – За что я так страдаю, Иосиф? Да, порой я был жесток, даже очень жесток… Но только сильной рукой можно держать этот непокорный народ в повиновении. Если бы я не подавил извечную иудейскую смуту, все эти заговоры, не умилостивил бы Рим, от Иерусалима не осталось бы камня на камне! И что я получил в благодарность? Страх? Как загнанный дикий зверь, я постоянно сижу во дворце, возведенном внутри горы, просыпаюсь среди ночи в тревоге и ловлю звуки тишины: не послышатся ли шаги, не ко мне ли крадется потайным ходом подосланный убийца?
Неблагодарные! Да, я не иудей по крови, но мой отец из древнего племени идумеев, потомков Авраама, а мать весьма знатного арабского происхождения. И я, видит Бог, искал сближения с иудеями. Ради них я развелся с первой – любимой – женой и сочетался с Мариамой, внучкой иудейского Первосвященника. О, я жестоко поплатился за это, ибо она оказалась изменницей! И мне пришлось расправиться с нею и ее детьми. Я вел победоносные войны во славу Иудеи, я окружил себя великими учеными мужами, поэтами, скульпторами, художниками, возвел величественные цирки и дворцы, неприступные крепости и удобные гавани. Я заново отстроил Храм, который своим величием превзошел святилище самого царя Соломона! И где благодарность за все это? Я тебя спрашиваю: где?!
– Бог не принимает мзды, – еле слышно, одними губами, произнес Иосиф. И еще тише добавил: – И не жалует мздоимцев.
– Ты что-то сказал, мой верный лекарь?
– Великому царю нельзя утомлять себя разговорами, и лучшее лекарство для него – сон.
– Я не могу уснуть уже третью ночь, – капризно проворчал Ирод. – Язвы на моем теле свербят и сочатся кровью. Все нутро жжет как огнем, ноги опухли и почернели. Помоги мне, Иосиф! – хрипло выкрикнул царь.
– Я только что велел сменить тебе повязки и смазать язвы новой мазью, тайно доставленной к нам от египетских жрецов. Мазь принесли вчера ночью. И я надеюсь, что она облегчит твои страдания, Великий царь. Жрец, доставивший ее нам, говорит, что это самое сильное средство из всех известных на земле и им с давних времен лечили только самых знатных жрецов и фараонов.
Ирод оживился. Он с трудом приподнялся на локте:
– А она не отравленная, эта мазь?
Иосиф еле заметно улыбнулся:
– Нет, не отравленная. Мы вчера помазали ею жреца и только ранним утром отпустили живого и здорового домой, несмотря на его желание уйти еще ночью.
– Да будет так, – с надеждой в голосе произнес Ирод. Он издал протяжный стон и закрыл глаза.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1. Между небом и землей
Лет в девять Галя узнала от бабушки, что на портрете, с незапамятных времен висевшем на стене в ее доме, изображен король одесских налетчиков Мишка Япончик и что он приходится ей прапрадедушкой по отцовской линии. Девочка не придала бабушкиному рассказу особого значения, но ее брат Степка, на два года младше, весьма обрадовался этому родству и с тех пор, играя с соседскими мальчишками в казаки-разбойники, всегда был на стороне разбойников.
Кто такой Мишка Япончик, как он стал главарем налетчиков – никто толком не знал. Многие называли его просто бандитом и уголовником. А некоторые причисляли его к анархистам. Настоящая же фамилия Япончика была Винницкий, и, отбыв каторгу за участие в налетах анархистов на еврейских богатеев, он снова появился в Одессе.
Одесса начала 1918-го по вечерам не казала носа из дома: демобилизованные солдаты, милиция, гайдамаки (сторонники Центральной Рады) и банды налетчиков устраивали постоянные перестрелки. Грабили и те и другие, вламываясь в квартиры и производя реквизиции. Ребята Япончика “взяли” почтовое отделение на Ближних Мельницах, напали на Румынский игорный клуб, забрав с кона и из карманов посетителей триста тысяч. Срывали с женщин золотые украшения и прятали их в голенищах сапог. Потом стали громить винные и спиртовые склады.
В центре города, на Дворянской, они захватили публичный дом Айзенберга. Выдали проституткам из реквизированных денег по пятьсот рублей, и полсотни анархистов перебрались жить в публичный дом, устроив там свой штаб. Проституткам тоже нашлось место под родной крышей.
Город только и говорил что о новых налетах Япончика и очередных экспроприациях. Налетчики посетили новогодний банкет у сахарозаводчика Гепнера. Япончик, если верить молве, элегантно раскланялся с многочисленными гостями и заявил: “Мы очень извиняемся. Мы люди бедные, а вы богатые. Едите и пьете, а на Молдаванке кушать нечего. Так что вы должны уплатить сейчас пятьдесят тысяч, чтобы молдаванские тоже праздновали Новый год. Постарайтесь вести себя примерно, и мы не причиним вам зла…” Хозяин дома вынес только две тысячи. Тогда дружинники с глубокими блюдами в руках стали обходить перепуганных гостей, забирая у мужчин бумажники, а у расфуфыренных дам драгоценности. Все делалось весело, с шутками. После экспроприации жертвам вернули по десять рублей на извозчика.
Город погрузился в темноту: фонарей не зажигали. Лишь на правительственных учреждениях, “чрезвычайках”, театрах и клубах тускло горели розовые стеклянные звезды. По пустым улицам разъезжали на автомобилях и лихачах матросы с браунингами на поясе, воры-карманники, уголовники с золотыми “фиксами”, бритые щеголи в кожаных тужурках и френчах, широких галифе и сапогах непременно со шпорами, полусумасшедшие студенты в красных башлыках…
13 марта 1918 года в Одессу вошли германские и австро-венгерские части. Большевистские начальники и революционная армия бежали без оглядки, не оказав ни малейшего сопротивления. В городе осталось разношерстное подполье, включавшее и анархистов.
Япончик ничего и никого не боялся. Его видели в разных местах, в том числе и в кафе Фанкони, где он одно за другим поедал пирожные, жадно заглатывая большие куски, – похоже, бесстрашный налетчик оказался сластеной. Парни из охраны семнадцати-двадцати лет отроду, рассевшись вокруг Япончика, мешали посетителям как следует рассмотреть его лицо. По Дерибасовской Япончик не шел, а шествовал – нарочито медленно и безбоязненно, – останавливался, здороваясь с некоторыми прохожими, разговаривал с ними, всем своим видом показывая, кто истинный хозяин города.
На вид ему можно было дать лет тридцать. Гладко зачесанный коренастый брюнет с широкими смуглыми скулами и неспокойными раскосыми глазами. Глаза его никогда не смотрели на собеседника, а находились в постоянном цепком движении, моментально перебегали с одного объекта внимания на другой. Казалось, он одновременно смотрит на всех и на все. Он часто оглядывался.
Была глубокая осень. Черное пальто его украшал каракулевый воротник, шапку из того же меха он всегда держал в руках. Выглядело все это не вполне по осеннему сезону – хотя было еще нехолодно, и вода в лужах не подернулась хрупким ледком. Пальто на нем было расстегнуто, и из-под него виднелись черный костюм и черная косоворотка.
Мрачноватая осенняя одежда контрастировала с тем, как щегольски выглядел этот человек летом, вызывая восторг и поклонение у одних и страх у других. Ходил он, как правило, в ярко-кремовом костюме и желтой шляпе канотье, с галстуком-бабочкой “кис-кис” и букетиком цветов в петлице.
Многие девушки и зрелые женщины заглядывались на Япончика: ореол еврейского Робин Гуда, грабившего богатых, потому что с бедных взять нечего, возбуждал их неподдельный интерес; многие в снах видели себя в его объятиях, для некоторых сны становились вещими, оборачивались явью. Шальных одесситок не смущало, что Япончик сравнительно недавно женился и у него родилась дочь.
***
– Уважаемые пассажиры, вас приветствует командир борта авиакомпании Ukraine International Airlines, совершающего рейс номер PS 231 “Киев – Нью-Йорк”, летчик первого класса Александр Карпенко. Расстояние до пункта назначения составляет 7533 километра. Через 10 часов 20 минут наш “Боинг-737” совершит посадку в аэропорту Джон Фитцджеральд Кеннеди. Основная часть полета пройдет на высоте около 10 тысяч метров. Просьба всем оставаться на своих местах до выключения табло “Пристегнуть ремни”. Наш экипаж желает вам приятного полета.
Симпатичная светловолосая пассажирка чуть старше двадцати по имени Галя встретилась серо-голубыми глазами с сосредоточенным взглядом бортпроводницы в безукоризненной синей блузке и такого же цвета юбке и застегнула застежку ремня безопасности. Спокойствия ей это не прибавило. Когда впервые в жизни готовишься к дальнему полету, тем более за границу, руки поневоле холодеют и становятся влажными, а сердце бьется часто-часто. Так всегда бывало у нее перед экзаменами в художественном училище.
Гале повезло: ее место было возле иллюминатора, и она видела через него летное поле аэропорта Борисполь, множество самолетов с самыми разными эмблемами и надписями на бортах. Ближе всего к ее самолету стоял огромный лайнер с надписью “АЭРОФЛОТ” на серебристом боку. За ним виднелся светло-желтый самолет поменьше – надписи не было видно за крылом их «Боинга». А еще дальше бело-синий красавец, на расстоянии кажущийся игрушкой-авиамоделью, в крутом пике коснулся земли и вскоре остановился.
“Хорошо его пассажирам, – подумала Галя, – для них уже все позади”.
За иллюминатором все медленно поплыло. “Сейчас начнется”, – подумала девушка, но самолет продолжал все так же неспешно двигаться по бетонной полосе.
“Надо прочитать какую-нибудь молитву. Прочту, когда будем взлетать”, – решила она. Но лайнер еще долго маневрировал, словно не решаясь на неслыханную дерзость – путешествие в заоблачные дали. Казалась, это будет тянуться бесконечно…
Моторы загудели особенно громко, и самолет решительно рванулся вперед. В иллюминаторе все быстрее и быстрее замелькали стальные птицы, тягачи, редкие деревца и кустики на краю взлетного поля. Вдруг все стало проваливаться куда-то вниз. Галю слегка вдавило в кресло. Она непроизвольно вцепилась гибкими пальцами с маникюром цвета перламутра в подлокотники.
Ее соседка – рыжеволосая дивчина примерно того же возраста, одетая в незамысловатое шерстяное платье, – невозмутимо читала журнал. “Вот это нервы!” – подумала Галя. В иллюминаторе земля все удалялась, появились белые облака. Тонким слоем, словно пена в ванне, они тянулись до самого горизонта. На душе сразу стало спокойно.
“А молитву-то я не прочла, – спохватилась девушка. – Ладно, прочту перед посадкой”.
К спинке переднего сиденья был прикреплен монитор, и можно было прочитать на английском и украинском языках, что высота полета уже более 8 тысяч метров, а температура воздуха за бортом минус 50 по Цельсию.
“Все будет хорошо. Стас правильно сказал по дороге в аэропорт, что я отправляюсь в замечательное место на земле, куда стремятся попасть миллионы людей. А ведь могли и не дать визу! Повезло… И всем им тоже, выходит, повезло – вон они сидят, счастливчики”. – И Галя, поправляя волнистые светло-русые волосы, невзначай окинула взглядом салон экономкласса.
– В первый раз летишь? – спросила ее соседка. Голос у нее оказался не очень приятный, с легкой писклявинкой.
– Ага. В первый. Смотри, сколько народа летит в Америку… И откуда такие деньжищи? Туда-обратно слетать – это ж под тысячу «зеленых», а еще проживание, питание. Наверное, у многих родственники там есть…
– У всех своя история. Кто-то в гости, а кто-то гроши заработать. Некоторые – насовсем, в эмиграцию. Счастливчики…
– А у меня нет права на работу.
– Английский знаешь?
– Немного.
Рыжая снисходительно улыбнулась, посмотрела, как показалось Гале, свысока и уткнулась в журнал.
– Ты, наверное, бывалая путешественница, да? – спросила Галя через некоторое время.
– Да запарилась уже мотаться туда-сюда! Скорей бы вид на жительство получить, тогда можно не возвращаться.
– Скоро вся Украина уедет на Запад, – задумчиво произнесла Галя.
– Кто их пустит?! Я знаешь как намыкалась, и сколько еще будет проблем, пока документы получу? Кукиш им с маслом, а не Америка! Пускай лучше дома сидят да галушки трескают!
– А у кого нет денег?
– Все как-то крутятся. Ты-то вот наскребла на билет, да и одета очень даже. Костюмчик от Mexx или Zara? И прическа в греческом стиле, с плетением и локонами… Дружок у тебя, видно, щедрый.
– Я заработала на билет сама.
– Сама? Где же ты работала? На Дерибасовской или, может, на Крещатике? – грубовато-насмешливо бросила рыжая.
– Дура ты, – обиделась Галя и отвернулась к окну.
В иллюминаторе не было видно ничего, кроме сплошной белой пелены. Вскоре облачный слой опустился ниже, и среди бесконечной прозрачной синевы повис красный диск солнца. У девушки аж дух перехватило от такой красоты: “Жаль, даже карандаша нет под рукой. Но ничего, я как-нибудь потом нарисую, по памяти. Не сложнее будет, чем “Желтая яхта на рейде”. Это относительно небольшое полотно, написанное с натуры в прошлом году, принесло Гале неплохие деньги. Морской пейзаж, выполненный темперой и отличавшийся тональным единством, cтал ее дипломной работой. Преподаватель Станислав выставил “Яхту” на продажу в своей художественной галерее, и картина на удивление быстро ушла за 2 тысячи американских долларов. Когда он вручал ей гонорар, то вдруг стал необычайно серьезным и многозначительно сказал:
– Тебе с твоим дарованием нечего здесь делать, Галчонок.
В Украине сейчас ничего не добиться, в лучшем случае будешь делать моментальные портреты желающих в парке.
– Куда же мне податься?
– На Запад, хоть бы в Нью-Йорк. А что? Неплохой городишко. Я бы сам сгонял, да грехи не пускают.
– В Нью-Йорк? В Америку?
– А ты знаешь Нью-Йорк в Украине?
– Постой, а как я поеду, к кому?
– Надо все обмозговать, – поморщившись, сказал Стас. Он не был готов обсуждать детали.
Прошло не меньше месяца, прежде чем они вновь вернулись к этой теме.
Глава 2. Семинар Зеленского
Рисовать Галя стала, как только научилась держать в руке карандаш. Темой для рисунков становилось все вокруг: предметы домашней утвари, лица знакомых, вид из окна на самую длинную одесскую улицу – Koмсoмoльскую – в месте, где она пересекает улицу Бaрaнoвa. Это была Стaрая Oдeсса, с глухими двoрaми, цветущими каштанами и кoммунальными квартирами. Кoмсомoльскaя упиралась в Moлдaвaнку, где когда-то жило бoльшинствo одeсскиx eврeeв, из которых вышло много пeрвыx подпольных миллионeрoв, бaндитoв, блатных, просто жлoбoв и, конечно же, интeллигeнтныx людeй. В этиx стaрыx двoрax сутки напролет играли в дoминo, кaрты, шaxмaты и шaшки – нa дeньги и прoстo тaк, перемежая игру с вoдкoй, пивoм, куревом, разными “мaнсaми”, сплeтнями и aнeкдoтaми.
Однажды Галя сделала несколько попыток срисовать строгое мужское лицо со старинного дагеротипа, висящего у нее в комнате на стене. Одна из попыток получилась удачной, и бабушка, полюбовавшись, аккуратно прибрала рисунок в шифоньер. Чей это портрет, девочка не знала лет до восьми, да ей и не хотелось приставать к бабушке с расспросами: ее вполне устраивала анонимность усатого персонажа, который внимательно глядел на нее всякий раз, когда она ложилась спать, а свет в комнате бабушки еще не был выключен.
Какие только сюжеты не приходили девчушке в голову! Во сне все приобретало фантастический вид.
Один сон запомнился Гале особенно ярко. Едет она в трамвае по Большому Фонтану в сторону 16-й станции. В вагоне никого, кроме нее, нет, за окнами темно. И так тоскливо на сердце, так одиноко… Вдруг трамвай останавливается, и в него вваливается толпа народу. Все пьяные и веселые до остервенения, но лиц совсем не видно за страшными звериными масками. Расселись по вагону и сразу умолкли, застыли, точно уснули или умерли. Совсем жутко стало девочке, боится, что сейчас вскочат эти мертвецы и кинутся на нее. Бросилась Галя в кабину водителя, а у того лицо до боли знакомое – точь-в-точь как на дагеротипе на стене. Испуг у нее сразу пропал, а дяденька вагоновожатый ей и говорит:
– Не бойся никого, сейчас уже приедем.
И в тот же миг увидела Галя в ветровое стекло трамвая, как восходит красное солнце – размером с суповую тарелку.
– А куда мы сейчас едем? – спросила она, но ответа не получила: его заглушил громкий и трескучий трамвайный звонок, который оказался будильником, оповещающим, что пора собираться в школу…
Однажды к бабушке пришла соседка, тетя Наташа, и спросила: “А не хотите ли, Анна Григорьевна, отдать внучку в художественную школу? Там сейчас как раз идет набор”. Бабушка засомневалась. Ей, одной воспитывающей двух внуков, чьи родители трагически погибли, не хотелось еще больше усложнять себе и без того нелегкую жизнь (ведь на занятия живописью требуются деньги). Но все вокруг талдычили, что у девочки способности, и бабушка наконец согласилась.
Уже с первых недель учебы в “художке” Галя показала отличные результаты. Учителя в один голос твердили, что девочка талантлива, и она начала понимать, что обладает качествами, которых нет у других. Многие дети-сокурсники даже плакали, потому что у нее получалось, а у них – нет. Галя сначала жалела их, а потом ей стало нравиться, что она всегда первая. Ее ставили в пример. Уже через год обучения провели в школе выставку ее работ. После этого Галя стала местной знаменитостью. Из других классов приходили посмотреть ее работы, а она стеснялась и краснела при похвале. Но в душе была счастлива! Она поняла: это ее, и она должна этим заниматься.
Со временем Галя стала узнавать, что многие ее одноклассники завидуют ей лютой завистью, не могут смириться с чужим успехом. Она поняла, что в жизни не всегда все гладко и, даже если ты на коне, есть люди, которые будут против тебя только потому, что ты – лучшая.
Окончив 11 классов, Галя подала документы в Одесское художественное училище. Но вскоре выяснилось, что туда брали только тех, у кого есть блат, или тех, кто может отблагодарить энными суммами. Конкурс составлял десять человек на место, но она, несмотря ни на что, поступила. Гале нужно было выбрать одну из двух специальностей: дизайнер или живописец, и она решила, что станет живописцем. Директор и лучший педагог училища – заслуженный художник Станислав Сергеевич Зеленский – сам позвал Галю в свой семинар.
Постепенно студентка освоила все виды техники рисования, стала получать первые заказы на картины от соседей по дому, знакомых. Ее заметили люди, создающие компьютерные игры. Галя принимала участие в разработке таких игр, как Arctic Quest, Hyperboloid, Marv the Miner. Заказчики видели ее талант и фантазию, способность чувствовать форму предмета, фактуру и цвет, схватывать самое важное в лицах и предметах, но тем не менее платили крайне мало и не печатали ее имя в титрах.
Во время обучения в художественном училище у Гали случился роман, и ни с кем-нибудь, а с самим Зеленским. Он, кроме того что художествовал, держал несколько ломбардов и художественную галерею. Зеленскому было уже за сорок, но выглядел он моложе. В то время он уже ушел от своей официальной жены и был свободен для новых отношений. Зеленский всегда был одет с иголочки, носил дымчатые очки, часы Franck Muller, повязывал галстук узлом “Принц Альберт”, а мизинец его украшал перстень с бриллиантом.
Еще на первом занятии учитель обратил внимание на пышногрудую, статную Галю. Наметанным глазом художника и сердцееда он отметил для себя все ее телесные достоинства и яркий свет серых глаз. Но, по правде говоря, не мог представить, что между ними что-то может произойти. К последнему курсу влечение к девушке усилилось, тем более что она сама, как ему казалось, смотрела на преподавателя вызывающе-призывно, как бы провоцируя его. Галя и впрямь чувствовала приятное возбуждение, когда Станислав Сергеевич приближался к ней во время занятий живописью. Его случайные прикосновения, когда он брал из ее руки кисть и правил ее мазки на мольберте, заставляли сердце биться чаще.
Близость случилась в мае, когда пятикурсникам было пора заканчивать дипломные работы. Галя писала маслом картину “Желтая яхта на рейде” – на грунт полотна краска ложилась широким и одновременно нежным мазком, обещая, что из художницы выйдет неординарный маринист. Она стояла за мольбертом на самом берегу, а вокруг простирались пляжи Аркадии. Уже начинало темнеть, но она так увлеклась, что забыла о времени. Вдруг услышала приближающиеся шаги. Это был Зеленский.
– Ну как работается?
– Хорошо. Уже близка к финишу.
– Дай-ка взглянуть на твой шедевр. – И он опытным взглядом принялся изучать работу, чуть развернув мольберт в сторону фонаря.
– Девушка, которая смотрит вдаль на желтую яхту, – это ты?
– Я. С детства зачитывалась “Алыми парусами” Грина, но решила, что желтая яхта будет выглядеть необычно.
– Тона подобраны правильно. Мне нравится, – и он посмотрел в глаза Гали так, что она вздрогнула. Теплая волна накрыла ее.
– Что вы так смотрите? – немного смущаясь, тихо спросила девушка.
– Да так, просто подумал, что скоро ты вылетишь из гнезда, и мы будем видеться редко или совсем не будем.
– Ну почему? – задумчиво произнесла Галя, глядя в море.
Он неожиданно обнял ее за плечи. Галя вздрогнула, но не противилась. Тогда Зеленский повернул девушку лицом к себе и припал к ее приоткрытым губам.
Галя ответила на поцелуй, он получился долгим и страстным.
– Ты прелесть, – сказал Зеленский.
Они вновь припали друг к другу жадными губами. Станислав прижал к себе девушку и ощутил ее большую упругую грудь. Они целовались до безумия, забыв о том, где находятся. Рядом тихо перешептывались волны, на рейде чуть покачивалась желтая яхта…
Эту ночь Галя провела у Зеленского. Она теперь называла его сокращенным именем – Стас. Оно ей очень нравилось.
Leave a Reply