Дух преклонения перед книжностью сыграл с Путиным злую шутку. Выступая в Еврейском центре (а евреи, как известно, народ Книги), он призвал создать единый – единственно верный – курс истории, “написанный хорошим русским языком”. Последнее было необходимо уточнить, ибо место, избранное для провозглашения возврата к “Краткому курсу”, создавало почву для некоторых разночтений.

Сверхзадача курса – доказать учащимся, что “судьба России создавалась единением разных народов, традиций и культур”. Поставив эту цель перед академиками отделения истории РАН, глава государства сам не понял, какой ящик Пандоры он широко распахнул.

Вот его исторический предшественник на президентском посту Дмитрий Медведев четыре года назад размахнулся аж на целую комиссию по борьбе с фальсификациями истории. И что же: Сванидзе находит грязную инсинуацию там, где для Нарочницкой бьет хрустальный родник истины. И наоборот. Образовалась чистая аннигиляция смыслов – как в небе над Челябинском, когда, казалось, летит 10 тысяч тонн, а на дне озера оказывается жалкая пригоршня щебня.

А теперь без иронии. Сегодня Российская Федерация – это Российская империя на последних стадиях развала. Поняв это, Кремль озаботился “духовными скрепами”. Но ни власть, объявляющая пляску в разноцветных балаклавах экстремизмом, ни оппозиция, спешно принимающая программу ДПНИ, таковых скреп найти не могут.

Когда империя явно идет к распаду, то, как это было в СССР в конце 70-х, главным вопросом, хоть как-то затрагивающим людей (кроме пустых полок в магазинах), является вопрос национальный. Отказавшись вести людей вперед, по пути демократических реформ, и обернувшись к преклонению перед традицией, отечественный истеблишмент очень быстро открыл для себя, что истории народов России – это истории их борьбы между собой, а также с Русской империей.
Сакрализация средневековой истории (в России вся досоветская история была пронизана средневековьем) закономерно привела к сакрализации старых дрязг и конфликтов.

Покойный Григорий Померанц в начале карабахского кризиса весной 1988 года писал, что перестройка только дала возможность “оттаять крикам армян”, замороженным Сталиным и его преемниками. Для снятия старой вражды нужно “провести более длинную линию”. Но никакой “длинной линии” ни Кремль, ни оппозиция системная, ни оппозиция внесистемная предложить не могут.

Вот, например, французские и немецкие, немецкие и польские историки десятилетиями трудятся над созданием общего курса истории, примиряющего народы. Хорошо тут то, что наличие широко известных конфликтов не позволяет лгать.

Ведь получившийся в результате путинских указаний учебник, описывающий, в частности, политику либерального кумира Александра II Освободителя на Кавказе, над будет внести в дагестанскую, чеченскую и адыгскую школу. И составителям единого учебника нужно будет постараться, чтобы в итоге его чтения не полыхнуло новое “восстание Шамиля”. Как описать в таком едином общероссийском учебнике понятие махаджирства – страшной этнической чистки в отношении около миллиона представителей адыгско-черкесских народов в 60-е годы XIX века на территории Российской империи (включая массовое выселение абхазов)? Как назвать завоевание Иваном IV Казанского и Астраханского царств – когда для одних это рождение их империи, для других – утрата исторической субъектности?

Сложность и в том, что одно дело учебник, другое – его подача учителем. В начале 70-х, когда я был в возрасте Гарри Поттера, поступившего в Хогвартс, официально господствовал “пролетарский интернационализм” (“за столом никто у нас не Лившиц”). Но наш преподаватель истории, милейшая Наталья Геннадиевна, решила дополнительно легитимировать Советский Союз с, так сказать, внеклассовой точки зрения и с чувством произносила “Первый и Второй Рим погибли, Москва же есть Третий Рим, а четвертому не бывать”. Как мальчик начитанный, хоть и не знающий еще слова “карма”, я спросил у нее, не следует ли опасаться, что “Римы” по своей природе, предрасположены к гибели. Учительница от прямого ответа уклонилась, но последующие 20 лет советской истории подтвердили мои опасения.

Поскольку Россия по своей византийской сути есть мессианская империя, то автомодель ее культуры исключает восприятие державы как возможного носителя исторического зла.

Французы знают, какой страшной ценой (альбигойская резня) они присоединили Лангедок, англичане – кровавую историю присоединения Ирландии и Шотландии, завоевания Индии, “освоения” Китая. Немцы знают о крестовых походах на земли пруссов и поморских славян, о резне намибийских племен. Киплинговская мифология “бремени белых” появилась только через многие десятилетия после создания глобальных колониальных империй, строительство которых обосновывалось очень просто: “кто смел, тот два съел” и “кто первый встал, того и валенки”.

Однако возрожденный культ “святой Руси” исключает признание имперского гнета и колониальных жестокостей. Нетрудно создать националистический курс истории, воспевающий имперское начало, авторитаризм и “особый путь”. Но высочайшей волей велено учитывать вклад всех народов (а не только гостеприимных хозяев центра толерантности). Поэтому при создании “интернационалистского” – по замыслу Путина – учебника его авторы буквально обречены отойти от фальшивой картинки добровольного вхождения народов в состав России и их “гармонического процветания под эгидой Белого царя”.

Поэтому путинское техзадание историкам либо выродится в бесконечное бюрократическое согласование текстов, академическую “кормушку”, подобную неоднократным попыткам составить “самую правильную” историю Великой Отечественной войны; либо приведет к появлению относительно честной истории Российской империи, которая поневоле эту самую империю “десакрализирует”.

Единство и борьба противоположностей
Евгений Ихлов Грани.РУ

Be the first to comment

Leave a Reply

Your email address will not be published.


*


This site uses Akismet to reduce spam. Learn how your comment data is processed.