Eсли внимательно присмотреться к империи инков — одному из самых тоталитарных государств, когда-либо созданных человечеством, то легко заметить, что там был полный коммунизм. Что вместо денег у инков был социалистический учет и контроль.

«Occupy Wall Street is a people-powered movement that…is fighting back against the corrosive power of major banks». Оно борется «against the richest 1% of people that are writing the rules of an unfair global economy that is foreclosing on our future» — говорится в декларации движения Occupy Wall Street.
Если верить Guardian и MSNBC (кабельный новостной канал), то «exasperation with the state of capitalism and corporate greed» есть новое слово человечества в борьбе против стяжателей.
Боюсь, что единственным новым в Occupy Wall Street является Facebook да еще возможность заказать по интернету пиццу для протестующих — то есть следствие того самого капитализма, против которого и протестуют. Во всем остальном эта идеология — вкупе с несмешной претензией на то, что «нас 99%» и «мы представляем народ» — стара как мир и доминирует во всех архаических и тоталитарных обществах, являясь главной причиной их отсталости.
Это как с коммунизмом. В XIX веке, когда слово «прогресс» стало модным, Карл Маркс создал «прогрессивную» теорию о том, как должно быть в будущем построено справедливое общество.
Но если внимательно присмотреться к империи инков — одному из самых тоталитарных государств, когда-либо созданных человечеством, то легко заметить, что там был полный коммунизм. Что вместо денег у инков был социалистический учет и контроль. А вместо частной собственности были государственные амбары. Последний сохранившийся город инков — Мачу-Пикчу — это страшный концлагерь, выстроенный по единому плану. Это единственный город на Земле, в котором отсутствует базовое понятие дома. Потому что в выстроенном по единому плану городе с каменными стенами и каменными мостовыми непонятно в принципе, что огораживает стена: дом, который является частью квартала, или комнату, которая является частью дома.
Коммунизм у инков был такой, что девушек и парней строили в две шеренги напротив друг друга и женили. И следствием этого коммунизма был тотальный технологический застой и мгновенный крах многомиллионного государства при столкновении с 160 солдатами Писарро.
Посмотрим на Египет времен фараонов — это тоже отнюдь не рабовладельческий строй. Это коммунистический строй. Ведь в Египте рабы были не в частной собственности. Они были в собственности государства и строили пирамиды.
Посмотрим на Оттоманскую порту: после изначальных блистательных военных успехов турок главной причиной постепенного отставания их от Европы стал более чем туманный статус частной собственности (что, впрочем, вообще характерно для обществ, появившихся в результате завоевания и пытающихся, с одной стороны, законсервировать высокий социальный статус воинов, а с другой — лишить этих же воинов частной собственности). Фактически Оттоманская порта была собственностью султана, как СССР был собственностью генсека ЦК.
Так почему же этот общественный строй — строй фараонов и инков, а по сути говоря, строй стада павианов, в котором частной собственности нет, а альфа-самец доказывает свою власть, забирая банан у любого сильного самца и отдавая его, иногда, слабому — почему это павианье-фараонье устройство общества называют «прогрессивным», «новейшим» и долженствующим сменить отмирающий рынок, когда социально-экономическая составляющая истории человечества заключается ровно в том, что рыночные экономики победили и уничтожили все эти общества? В том, что система отличий, основанная на деньгах, победила системы отличий, основанные на зубах, силе и званиях?
Ответ: просто раньше, когда идеализировали прошлое, говорили «надо вернуться к Золотому веку», а когда стало принято идеализировать прогресс, весь этот архаический павиано-фараоновый комплекс вернулся в виде «единственно верного» и единственно прогрессивного учения.
Точно так же с Occupy Wall Street.
Прежде всего повторю за Ниалом Фергюсоном одну очень простую мысль, которую он высказывает в The Acsent of money. Если люди так протестуют против Уолл-стрит, десятизначных зарплат банкирам, vulture capitalism и пр., следовало бы ожидать, что те страны, где нет Уолл-стрит, богаче тех, где она есть. Увы, в реальности те страны, в которых финансовых рынков нет, например, Бангладеш или Вьетнам — куда беднее, чем те, в которых финансовые рынки есть.
Согласно логике борцов против corrosive power of major banks, в тех странах, где этой corrosive power нет, простому человеку легче получить кредит под более низкие проценты. Реальность, однако, опять-таки заключается в обратном. В тех странах, где финансовых рынков нет, кредит под 6-7-12% получить невозможно; зато легко потерять дочь или сына, продав их в рабство за долги.
И это правило касается не только современности, но и зарождения капитализма. В Испании финансовых рынков не было, и Испания обеднела. В Англии и Голландии они были, и Англия и Голландия обогнали Испанию по развитию. В Испании из-за отсутствия финансовых рынков все стремились преуспеть, став либо священниками, либо чиновниками, что привело к образованию гигантского паразитического класса на теле страны. В Англии и Голландии, где легко было получить доступ к капиталу для основания собственного дела, те, кто стремился преуспеть, становились предпринимателями.
То же правило действует в современной России. Банков у нас, строго говоря, нет. Соответственно перед каждым студентом стоит дилемма: или я пойду в органы и буду сразу иметь миллион. Или займусь предпринимательством и неизвестно откуда мне брать стартовый капитал.
Итак, заглянет в историю человечества и посмотрим, так ли свежо exasperation with the state of capitalism and corporate greed, как хотелось бы авторам Guardian.
Возьмем самые архаические из человеческих обществ, не имеющие ярко выраженной субординации и вождей, кое-где в Центральной Африке они еще сохраняются. В них весьма распространено поверие, что человек, у которого урожай лучше, украл духов урожая у соседа.
Не менее характерна система «бигменов», описанная в начале XX века Брониславом Малиновским в Меланезии. Система организована очень просто. Все равны, вождей нет, человек имеет право накапливать, но только при условии, если он потом все раздает. Собственно, такой человек и называется бигменом. В течение года он выращивает овощи, разводит свиней — общество, так и быть, позволяет ему накопить больше других, при условии, что в конце года он устроит пир и все раздаст. Тогда он поменяет собранный им урожай на влияние. Если он не захочет раздавать — местное people’s movement, party-less, leaderless, by the people and for the people найдет способ выразить свое feeling of mass injustice.
Какой выход из этой ситуации для человека, который по тем или иным причинам (у него больше сил или больше детей) имеет больше? Ответ — стать вождем. Кто становился вождем, раздавал только своим воинам. У всех остальных он отбирал. Поразительно, что все традиционные общества всегда находят повод для неприязни к богачам; то есть к такому же человеку, как ты сам, только имеющему больше денег. Но как только большее количество денег сопровождается знатностью рода, эта неприязнь сразу же заменяется глубоким, почти сакральным почтением. Деньги внушают зависть. Сила внушает любовь.
Поднимемся на более высокую ступень общественной эволюции и посмотрим, как было устроено общество в древних Афинах. Как ни странно — в экономическом смысле очень похоже на Меланезию. Налогов в демократических Афинах не было, вместо них были литургии — то есть добровольные взносы богатых граждан на разные общественные обязанности. При такой социальной организации вкладывать деньги в народную любовь было обязательно; вкладывать деньги в производство — опасно. В результате в Афинах были Сократ и Аристотель, но Билла Гейтса в них не было и не могло быть.
В прагматичном Риме, в отличие от Греции, «частная собственность» была в гораздо большем почете. Вообще римское право в своем четком определении частной собственности представляет собой разительное исключение на фоне большинства древних и средневековых культур. Но если вы посмотрите, как римляне относились к стяжанию, то ответ прост: скорее отрицательно. Лидирующим понятием в их культуре (как, впрочем, и в большинстве древних культур) было понятие славы. Кто стяжает славу — тот герой. Кто стяжает богатство — с ним что-то не то. «Предки… стяжали славу не богатствами, а жестокими войнами», — напоминает в IV в. Аммиан Марцеллин.
Единственной достойной и общественно поощряемой формой богатства было богатство, происходящее от освоения наследственной земли; иначе говоря, богатство не вызывало отторжения только тогда, когда сопровождалось знатностью рода и большим количеством клиентов, пользовавшихся поддержкой и милостью патриция. Отторжение вызывали скоробогачи. То есть те, кто обладал деньгами, но не властью. Здесь мы снова видим в действии тот же принцип. Те, кто завидует богатому, пресмыкаются перед сильным.
Тем не менее Римская империя породила огромное количество богатых и разбогатевших людей, пока не пала под тройным грузом варваров, христианства и бюрократии.
Посмотрим, какими мотивами руководствовались все три силы, разрушившие одну из самых великих империй в истории человечества.
В своем социально-экономическом аспекте раннее христианство представляло из себя в чистом виде коммунизм. Христианство было религией рабов и неимущих, точно так же как сейчас религией неимущих является социализм. Ранние христиане жили общинами, в которых не было частной собственности, и отношение христианства к частной собственности хорошо известно: «Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в царствие неб%D