Из воспоминаний художника Юрия Анненкова:
“В 1921-м году советская власть заказала мне портрет Ленина, и мне пришлось явиться в Кремль.
Ленин был небольшого роста, бесцветное лицо с хитровато прищуренными глазами. Типичный облик мелкого мещанина, хотя Ленин (Ульянов) и был дворянин.
Ленин был неразговорчив. Сеансы (у меня их было два) проходили в молчании.
Ленин как бы забывал (а может быть, и действительно забывал) о моем присутствии, оставаясь, впрочем, довольно неподвижным, и только, когда я просил взглянуть его на меня, неизменно улыбался.
Вспомнив о ленинской статье “Восстание как искусство”, я попробовал тоже заговорить об искусстве
.- Я, знаете, в искусстве не силен, – сказал Ленин, вероятно позабыв о своей статье и о фразе Карла Маркса, – искусство для меня, это… что-то вроде интеллектуальной слепой кишки, и, когда его пропагандная роль, необходимая нам, будет сыграна, мы его – дзык, дзык! – вырежем.
За ненужностью.
Впрочем, – добавил Ленин, улыбнувшись, – вы уж об этом поговорите с Луначарским: большой специалист. У него там даже какие-то идейки…
Ленин снова углубился в исписанные листы бумаги, но потом, обернувшись ко мне, произнес:- Вообще, к интеллигенции, как вы, наверное, знаете, я большой симпатии не питаю, и наш лозунг “ликвидировать безграмотность” отнюдь не следует толковать как стремление к зарождению новой интеллигенции.
“Ликвидировать безграмотность” следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи, читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель – вполне практическая. Только и всего.
Каждый сеанс длился около двух часов. Не помню, в связи с чем Ленин сказал еще одну фразу, которая удержалась в моей памяти:- Лозунг “догнать и перегнать Америку” тоже не следует понимать буквально: всякий оптимизм должен быть разумен и иметь свои границы.
Догнать и перегнать Америку – это означает прежде всего необходимость возможно скорее и всяческими мерами подгноить, разложить, разрушить ее экономическое и политическое равновесие, подточить его и, таким образом, раздробить ее силу и волю к сопротивлению. Только после этого мы сможем надеяться практически “догнать и перегнать” Соединенные Штаты и их цивилизацию.
Революционер прежде всего должен быть реалистом.Ленин снова хитровато улыбнулся:- Художник, конечно, тоже.
Импрессионизм, кубизм, футуризм и всякие другие “измы” искажают искусство. Оно должно обойтись без “измов”. Искусство должно быть реальным….
Я хотел было спросить Ленина, как он относится к таким “измам”, как “социализм”, “коммунизм”, “марксизм” и – в будущем – неизбежный “ленинизм”, но удержался и промолчал….
Весело смеясь, мы расстались, “товарищески” пожав друг другу руки, но, унося рисунок в папке, я уже знал, что задуманный ранее портрет Ленина, как символ боевой воодушевленности революции, символ перекройки судеб человечества, я не сделаю.
Роль Ленина в подобной “перекройке” показалась мне историческим недоразумением, промахом, массовой аберрацией….
Не более чем через год после Октябрьского переворота моя приятельница, бывшая ярой большевичкой, но родители которой пали жертвой уличного самосуда, прокляла революцию и навсегда эмигрировала из советской России….
В облупившемся снаружи и неотопленном внутри “Институте В. И. Ленина” меня прежде всего поразила стеклянная банка, в которой лежал заспиртованный ленинский мозг, извлеченный из черепа во время бальзамирования трупа: одно полушарие было здоровым и полновесным, с отчетливыми извилинами; другое, как бы подвешенное к левому на тесемочке, – сморщено, скомкано, смято и величиной не более грецкого ореха.
Через несколько дней эта страшная банка исчезла из института и, надо думать, навсегда”.
Leave a Reply