Ежегодное поминовение жертв Холокоста призвано сохранить историческую память об уничтожении миллионов человеческих жизней в годы Второй мировой войны и осудить нацизм во всех его проявлениях, чтобы никогда более не допустить повторения трагедии геноцида.
В московском Центральном доме литераторов прошел мемориальный вечер, посвященный Международному дню памяти жертв Холокоста. Такие вечера в Москве начали проводить еще до принятия резолюции ООН о его учреждении – с 1995 года. Инициаторы акции – центр и фонд «Холокост» при участии правительства Москвы, посольства Израиля и различных организаций.
По словам президента фонда Аллы Гербер, этот день (27 января) всегда важен, на протяжении всех лет. «Не помнить Холокост – значит, родства не помнить, не помнить вообще ничего, не помнить свою историческую трагедию. Не помнить Холокост – означает возможность его повторения», – сказала она в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».
Алла Гербер считает, что это особенно важно сегодня, когда в стране расцветает неонацизм, поднимают голову новые последователи гитлеровского режима. «Они идут с плакатами, на которых написано то, что было некогда написано на воротах Освенцима», – подчеркнула она. По ее убеждению, помнить о Холокосте – значит, думать о сегодняшнем и завтрашнем дне.
Алла Гербер заметила, что их фонд делает все возможное, чтобы нынешняя молодежь знала, что такое Холокост. «Мы разъезжаем по всей стране, выпускаем книги, бюллетени, у нас есть свой сайт, я даю бесконечные интервью на эту тему. А вот что она знает, эта молодежь… Я не знаю, что она вообще знает, если говорить про определенную ее часть. Но умная, читающая молодежь, конечно, все знает», – добавила президент фонда «Холокост».
В России далеко не все однозначно относятся к этой дате. Адвокат, эксперт по вопросам свободы совести, профессор РГГУ Анатолий Пчелинцев давно вовлечен в проблематику государственно-конфессиональных отношений. По его сведениям, эта дата не является сколь-нибудь значимой для России. «Среднестатистический гражданин ее не замечает, не знает об этой проблеме. Я даже больше могу сказать, если сейчас спросить у россиян, что такое Холокост, далеко не каждый расшифрует, что кроется за этим словом», – рассуждает эксперт.
Он полагает, что здесь не дорабатывает государство. «Это считается делом главным образом евреев, которые через свои общественные организации стараются донести озабоченность этой проблемой, что такое не должно повториться. С одной стороны, все правильно – это и есть задача общественных организаций. Но государство тоже должно воспитывать в обществе веротерпимость и уважение к представителям разных национальностей. Оно тоже должно как-то высказываться по этому поводу», – аргументирует Анатолий Пчелинцев.
По его мнению, государство на сегодня не обозначает свое отношение к этой проблеме. Хотя он абсолютно убежден, что как раз сегодня это сделать необходимо. «Сейчас у нас межнациональная ситуация достаточно сложная, даже опасная. И тут важно говорить о необходимости национального миросогласия на каждом углу, извлекать уроки из прошлого, показывать опасность на примерах прошлого», – утверждает профессор. На его взгляд, по телевидению об этом практически не говорится.
С ним отчасти согласна исполнительный секретарь политического комитета партии «Яблоко», доктор философии Галина Михалева, признающая, что в России к этому дню неоднозначное отношение. «У нас просто есть традиционный антисемитизм, который начал развиваться еще в сталинские времена и активизировался в брежневскую эпоху. И остатки его, безусловно, сохранились. Очень жаль, что в России не уделяется такого серьезного внимания этой проблематике. Это точно так же, как для многих граждан совершенно не важны сталинские репрессии, несмотря на то, что буквально каждая десятая семья от этих репрессий пострадала. Это все в одном ряду», – обобщает она.
Холокост, с ее точки зрения, страшен тем, что «врагом была определена огромная группа людей, в данном случае по конфессиональному или, если брать Советский Союз, этническому признаку». И это крайне опасно, заключает она. «Об этом дне исключительно важно помнить в России именно в сегодняшней обстановке, когда ценность человеческой жизни становится все меньше и меньше. Это мы видим хотя бы по реакции на террористические акты», – подытоживает Галина Михалева.
Согласно резолюции Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций от 1 ноября 2005 года, 27 января отмечается во всем мире как Международный день памяти жертв Холокоста. Эта дата приурочена к освобождению Красной армией Освенцима – самой большой в истории человечества фабрики смерти, где были замучены миллионы людей. В годы Второй мировой войны нацистами было погублено около шести миллионов евреев.
Уникальные свидетельства Александра Печерского — руководителя антифашистского восстания в лагере смерти Собибор. Вернут ли они память подсудимому Ивану Демьянюку? Суд над Демьянюком прерван до марта. Демьянюку в очередной раз дана возможность поправить свое здоровье. Судебные заседания почему-то стали вызывать у него учащенное сердцебиение. Корреспонденция “Новой Газеты”
| «Алексей, сын Ангела»
Так назывался мой очерк об Алексее Вайцене — участнике восстания заключенных немецкого лагеря смерти Собибор, опубликованный в «Новой газете» 21 декабря 2009 года. Алексей Ангелович рассказал об аде на Земле, через который ему пришлось пройти в годы войны. А еще он опознал по фотографии охранника Собибора Ивана Демьянюка. Воспоминания иногда бывают горячее огня. К ним нельзя прикасаться. Каждое такое прикосновение — ожог. Оно вызывает боль, так же как и прикосновение к оголенным нервам. Может быть, поэтому во время чтения того очерка у моего героя вновь прихватило сердце, и только вмешательство врачей уберегло его от беды. А потом началось паломничество к нему корреспондентов: Меган Стек из «Лос-Анджелес Таймс», Ленка Кабргелова с Чешского радио, агентства «Рейтер» и ИТАР-ТАСС, телекомпании RUSSIA TODAY и НТВ, кого только я не встречал в квартире Вайцена. Недавно Алексей Ангелович решил поделиться со мной самым дорогим и сокровенным для него. Он достал из ящика стола белую папку и протянул ее мне. — Возьми, прочитай, — произнес Вайцен. — Это воспоминания Александра Печерского, руководителя восстания в Собиборе. Я с волнением взял в руки папку с пожелтевшими машинописными листами. Казалось, что они еще сохраняют тепло рук Александра Печерского. На некоторых листах имелись его пометки. Это были откровения из дневника заключенного. Дневниковые записи он делал в лагере. И хранил всю жизнь. Может быть, только для того, чтобы эти строчки сегодня могли прочитать мы. Правда о Собиборе Я уже рассказывал об этом лагере смерти. Его построили в начале 1942 года по специальному приказу Гиммлера. Внешне он напоминал небольшое селение. Поблизости от главных ворот — железнодорожная станция. В лагере — три сектора. В первом — мастерские и бараки для узников-рабочих. Второй сектор — раздевалки для прибывших в эшелонах заключенных. Третий — «бани», в которых вместо воды подавался газ танкового двигателя. О том, что происходило там, — в рукописи Александра Печерского: «Кто хоть раз попадал в третий сектор, обратно не возвращался. Там находились свои узники, которые периодически через каждые десять-пятнадцать дней уничтожались, ибо люди не выдерживали и сходили с ума. Все без исключения заключенные этого сектора уничтожались». Вокруг лагеря было четыре трехметровых ограждения из колючей проволоки, наполненный водой ров и заминированная территория. Через каждые полсотни метров — вышки с пулеметами. Между проволочными заграждениями — вооруженная охрана. Постоянно в лагере 15-20 эсэсовцев и примерно 120 охранников (вахманов). Еще 120 человек из резерва охраны проживали недалеко от лагеря. «Первый транспорт узников прибыл в Собибор 8 мая 1942 года. Из этого транспорта отобрали молодых здоровых мужчин, а остальных уничтожили. После в Собибор начали поступать эшелоны — не менее чем по две тысячи человек в каждом». Поезда с узниками шли из оккупированных Польши, Чехословакии, Австрии, Франции, Голландии. «Фабрика смерти приступила к реализации гитлеровского плана уничтожения людей». Это была реализация программы «Рейнхард» — гитлеровской программы поголовного уничтожения еврейского населения Европы. По ее окончании подобные «программы» были уготованы полякам и славянам. Нужно было освобождать жизненное пространство для «Великой Германии». Вот они, циничные заявления Гитлера: «Я отдал приказ без сожаления и жалости уничтожать мужчин, женщин и детей. Только так мы можем завоевать жизненное пространство. Польша будет обезлюжена и населена немцами! С Россией будет то же самое, что и с Польшей. Мы разгромим Советский Союз. Тогда грянет немецкое мировое господство». О механизме уничтожения людей Печерский рассказывает во всех деталях: «Когда прибывает очередной эшелон, быстро строятся на аппельплац узники: банно-прачечная команда, носильщики вещей, парикмахеры. От них начинается цикл смерти. Открываются запоры вагонов и выводят жертвы. Люди идут и не имеют понятия, что идут на смерть. Эти люди не знают правду, куда их привезли. Нет смысла ее им говорить — все равно не поверят. Они идут мимо уютных домов эсэсовцев. Затем людям предлагают раздеться и пройти в баню. Женщинам стригут волосы. Потом голых людей направляют в газовые камеры». После подачи газа и умерщвления людей «бани» проветривались с помощью вентиляторов (фашисты предусмотрели все). Потом команда рабочих выносила трупы. Некоторые из тел были сцеплены в предсмертных судорогах. «Дантисты» открывали рот каждого и выламывали золотые зубы. Трупы порой долго лежали на земле. Летом над ними летало множество мух. Над лагерем стоял смрад от разлагающихся тел. «Эсэсовец Зигфрид Вольф подходил к голым ребятишкам, которых гнали в газовую камеру, раздавал им конфеты, гладил по головкам и говорил: «Будьте здоровы, дети. Все будет хорошо!». Обершарфюрер Болендер имел собаку Барри и называл ее «менч», т.е. человек. Когда он натравливал ее на людей, то кричал собаке: «Человек, хватай собаку!». Болендер приучил своего пса бросаться на голых людей, которых потом пристреливал. В лагере убивали людей и оказывали почести собакам. Во время похорон немецкой собаки узникам приказали стоять по стойке смирно со снятыми шапками. Однажды пришел транспорт в сильную жару. В вагонах было много мертвых и раненых. Все были голыми. Так везли людей несколько суток». «Бесчеловечность мучителей не знала границ. Эсэсовцы вытащили из вагона старика и его сына. Сыну приказали повесить отца, за что ему обещали сохранить жизнь. Мужчина отказался. Были попытки спрятать маленьких детей в ворохах одежды и мусоре. Но эсэсовцы их находили. Полугодовалого ребенка убили лопатами…» В то, что это могло быть, трудно поверить. Но воспоминания Печерского не оставляют надежды на сомнения. «Некоторые в бане шли к кранам за водой. Но с потолка через широкие металлические трубы медленно ползли темные, густые клубы газа, нагнетаемые танковым мотором. Отчаянный плач, крик детей сливались в один страшный вопль. Матери судорожно прижимали малышей к груди или, положив на пол, укрывали их своими телами, желая хоть на некоторое время отдалить их смерть». А что чувствовали исполнители этих бесчеловечных акций? «Мне приходилось видеть их лица после «работы», после того как они удушили тысячи невинных женщин и детей, — рассказывает в своих воспоминаниях Печерский. — Какое геройство было на их лицах, сколько самодовольства. Как-то Френцель вывел из бараков группу больных рабочих. Среди них был больной голландец. Он шел, шатаясь, едва держась на ногах. Жена голландца, узнав, что ее больного мужа ведут на «фабрику смерти», не помня себя от ужаса, бледная как полотно, кинулась за колонной и, нагнав ее, крикнула: «Изверги, вы уводите моего мужа на смерть, так берите же и мою жизнь». Она схватила мужа за руку и, не отрывая от него взгляда, пошла рядом с ним в колонне смертников». Пламя Собибора было видно за много километров. Запах обгоревших трупов распространялся по округе. Из-за него было трудно дышать. Но палачи дышали нормально. Им, видимо, был приятен этот запах, он напоминал о проделанной «работе». Побег из ада Александр Печерский — высокий статный лейтенант Красной армии, попал в плен раненым. Немцы не сразу прояснили его еврейскую родословную. А когда выявили это обстоятельство, то отправили сначала в Минское гетто, а потом в Собибор. Там его случайно оставили в живых, направив в рабочую команду. В первые же дни в лагере произошло то, что заставило всех заключенных зауважать советского офицера. Во время работ его подозвал комендант первого сектора Карл Френцель, заявив, что если за пять минут «русский зольдат» расколет топором огромный пень, то получит пачку сигарет и еду, а если нет, то он будет избит плетьми. Печерский расколол. Но когда Френцель протянул ему сигареты и хлеб, он, изможденный и голодный, отказался от этого искушения, заявив, что сыт, и лагерной пищи ему вполне хватает. Френцель мог застрелить его, отправить в газовую камеру. Но не сделал этого. Может быть, потому что почувствовал силу духа этого человека. С той минуты Печерский стал для заключенных непререкаемым авторитетом. Это позволило ему за три недели сплотить вокруг себя лагерников из разных стран мира и вдохновить их на восстание. Для того чтобы он мог перемещаться по лагерю и разговаривать с людьми, заключенные познакомили его с девушкой из Голландии по имени Люка. Он вроде бы общался с возлюбленной, но на самом деле обсуждал с рядом стоящими заключенными детали побега. Перед побегом Люка подарила Александру самое дорогое, что у нее было, — рубашку убитого немцами отца. Восстание было намечено на 14 октября 1943 года. В лесах еще была листва, которая позволяла в них укрываться. Да и комендант Собибора Франц Рейхслейтнер уехал в Германию. Его обязанности исполнял унтерштурмфюрер Иоганн Нойман. У обреченных на смерть людей из оружия было несколько топоров и самодельных ножей. К четырем часам дня портные, сапожники и другие мастеровые первого сектора пригласили в свои мастерские большинство эсэсовцев, заказавших им пошить одежду и обувь. Что произошло дальше — в рукописи Александра Печерского. «Нойман прибыл в портняжную мастерскую на двадцать минут раньше срока. Нойман снял мундир и ремень с пистолетом в кобуре. К нему подошел портной Юзеф и начал примерять костюм. Заключенный Шубаев схватил топор и со всего размаха ударил Ноймана обухом по голове. Труп его бросили под койку в мастерской и закидали вещами». Так у восставших появился первый пистолет. «Ровно в четыре часа явился в сапожную мастерскую штурмфюрер Геттингер. Когда он сел примерять сапоги, Аркадий Вайспапир одним взмахом топора зарубил его. Десять минут пятого в сапожную зашел штурмфюрер Грейшут. Он тут же был убит заключенным Лернером. Уничтожили четырех фашистов и во втором секторе». Кабели связи и подачи электротока на заграждение к этому времени уже были повреждены. Автомобили немцев выведены из строя. Непунктуальность спасла Карла Френцеля. Он вовремя не пришел осмотреть заказанный им шкаф и остался жив. На вышках и у ворот оставалась охрана из вахманов. Около пяти часов раздался сигнал к построению. Заключенные вышли на плац. И тут Печерский крикнул: «Товарищи! К воротам!». Его слова заключенные стали повторять друг другу на идише, французском, чешском, польском и других языках Европы. Заключенные бросились к центральным воротам и оружейному складу. Оставшиеся в живых немцы и часовые стали стрелять. Но толпа заключенных сметала их на своем пути. Заключенные рвали проволочное заграждение, бежали по минному полю. Многие из них подрывались. По их телам бежали другие. Печерский вспоминает: «По плану надо было на минное поле бросать камни, доски, чтобы обезопасить его, но в суматохе этого никто не делал. Вокруг был сплошной ад: стрельба, взрывы гранат и мин, пулеметный огонь». Они бежали из ада, «от страшного запаха горящих человеческих тел». Первоначально спаслось около 300 заключенных. Они прорывались группами в разных направлениях. В группе Печерского был самые преданные ему люди, среди них и Алексей Вайцен. Они шли через территорию Польши к своим. Они шли, чтобы вновь воевать с фашистами в рядах Красной армии. Их пытались выследить с немецких самолетов. Их искали полицаи и немецкие войска. Их выдавало немцам местное население. Большинство из бежавших заключенных погибло, в том числе и Люка. Через несколько дней после восстания немцы по приказу Гиммлера убили всех заключенных, которые не стали участвовать в побеге, снесли бараки, вырыли столбы, сняли колючую проволоку и перепахали землю, пропитанную кровью людей. По немецким документам, на этой земле погибло 250 тысяч человек. По подсчетам, сделанным Александром Печерским и его товарищами, гораздо больше — более полумиллиона. Вопреки всему группа Печерского смогла дойти до Буга, переправиться на территорию Белоруссии и влиться в партизанские отряды Брестского соединения. Алексей Вайцен вошел в отряд имени Фрунзе, а Печерский — в отряд имени Щорса. Они сражались в партизанах до самого соединения их отрядов с частями Красной армии. Ему изменила Родина Но как только партизаны соединились с частями Красной армии, Александр Печерский был направлен компетентными органами в фильтрационный лагерь, а потом в 15-й отдельный штурмовой стрелковый батальон. Это была разновидность штрафного батальона. Государство чего-то не смогло ему простить: то ли того, что он, офицер, попал в плен, то ли еще чего. Выжить в штурмовом батальоне шансов было мало. Но он выжил. В одном из боев в августе 1944-го его тяжело ранило. И тогда появилась справка о том, что свою вину перед Родиной Александр Печерский искупил кровью. Долгие месяцы он провел в госпиталях. В одном из них он познакомился с медсестрой Ольгой Ивановной. После войны она стала его женой. Но хоть и окончилась война, до спокойной жизни и семейного счастья было далеко. После окончания войны его арестовали по подозрению в предательстве, ведь был у немцев — неважно в каком качестве. Арестовали заодно с братом, заместителем директора Ростовского театра музыкальной комедии. Брат умер в тюрьме. Александр Печерский умереть не успел. Его выпустили. Никаких данных о его сотрудничестве с врагом от него добыто не было. Но еще долгие годы Печерский не мог устроиться на работу. Чтобы не жить на иждивении жены, научился плести поделки и вышивать крестиком картины. Это были потрясающие работы. Потом ему разрешили выступать с воспоминаниями. Его стали приглашать в школы и на предприятия. Иван Демьянюк все эти годы безбедно жил на Западе. Снился ли ему лагерь смерти? Суд над фашизмом Через 20 лет после войны на месте лагеря Собибор воздвигли памятник Мученичества и Смерти: огромный курган диаметром 50 метров из костей и золы от сожженных тел. Курган — на метровом цоколе с окошками. Через окошки видно его содержимое: останки уничтоженных людей — человеческие кости, волосы, зубные протезы. Чуть раньше, в 1962-м, Печерский был приглашен в качестве свидетеля на судебный процесс над охранниками Собибора в Киев. Вот что он рассказывает о подсудимых: «Я не мог смотреть на них спокойно, сколько трусости и ничтожества было на их лицах. Они, эти «герои» над беззащитными женщинами и детьми, дрожали за свои ничтожные жизни. Они потеряли человеческий облик и стали пособниками фашистских людоедов». На этом процессе подсудимый, бывший охранник Собибора Матвиенко, на вопрос судьи: «Кого вы убивали?» — ответил: «Убивали мы детей, стариков, старух… Крик, шум, вой — жуткое дело, сейчас представить невозможно. Людей раздевали догола. А вахманы расстреливали их и толкали. И я стрелял. Сзади стояли обервахман (старший вахман) и немец — куда денешься?» Вахманов у фашистов в охране Собибора было много. Старших вахманов — единицы. Такое звание присваивалось за особые заслуги. Как заявил Алексей Вайцен, подсудимый Иван Демьянюк в Собиборе служил старшим вахманом. Печерский в своих воспоминаниях рассказывает, что заключенных водили в лес на заготовку древесины. Древесина нужна была и для строительства, и для сжигания трупов убитых людей. Вайцен припоминает, что именно на заготовку дров старший вахман Иван Демьянюк и водил заключенных. И на момент восстания Демьянюк оказался в лесу. Может быть, поэтому и остался жив. В апреле 1963-го суд приговорил десять охранников лагеря Собибор к смертной казни. Еще трое были приговорены к высшей мере наказания в 1965 году. Суды в Германии к палачам были снисходительны. Те, кто был виновен в гибели десятков тысяч людей, получили по несколько лет тюрьмы, а некоторые и вообще были освобождены от наказания — не хватило улик. Мертвым тяжело «уличать» живых. Неизвестный герой Узники Собибора из СССР немецким правосудием были заслушаны только через сорок лет после восстания — в 1984 году в Донецке на выездном заседании земельного суда города Хагена. Судьи считали, что советские военнопленные были в лагере всего 22 дня, после чего организовали восстание, и мало что могут рассказать по существу. Но организовав и возглавив восстание узников Собибора, офицер Красной армии Александр Печерский совершил подвиг, аналогов которому не было в истории Второй мировой войны. Это было единственное закончившееся победой восстание узников фашистских лагерей смерти. К сожалению, Родина забыла об этой победе. В память о подвиге Печерского в США воздвигли стелу и сняли художественный фильм «Побег из Собибора». В Израиле его именем власти назвали улицу. В России в честь Александра Печерского нет ничего. Дмитрий Плоткин, 27.01.2011 www.novayagazeta.ru/data/2011/009/15.html
|
++++++++++++++++++++++++++++++++++
ПЕРЕВОДЯ СТРЕЛКИ
Я не хочу присоединяться к общему хору тех, кто сейчас поносит Путина, Кремль, Вертикаль. Не потому что считаю, что Путин, Вертикаль и Кремль хороши и что они никакого отношения к подобным трагедиям не имеют. Но мы постоянно говорим о плохих властях и ждем, когда они начнут что-то менять. Или не ждем – а требуем! Гвоздим, настаиваем, клеймим гнилую систему милиции, безопасности, судов и так далее. Но это выглядит так, словно между нами и властью нет никаких промежуточных звеньев.
А звенья есть. Мы и есть эти звенья. Мне не нулевой уровень. Мы все ступеньки, лишь последняя из которых находится на вершине. Не власть сделала нас такими, а мы выбрали, приняли и удерживаем эту власть, потому что большинство из нас она устраивает.
Я говорил об этом в эфире и хочу повторить снова, несмотря на предложение уважаемой мною Евгении Альбац «не переводить стрелки на таксистов». Потому что не Путин сделал этих людей подлецами, а эти подлецы сделали Путина. Начиная с самого элементарного. Вот не Путин заставляет их ссать в подъездах собственных домов – никогда не поверю, что из-за него они это делают. И первая их реакция на взрыв была самой естественной, в смысле рефлекторной. Бомбилы подняли цены, и без того грабительские, до размера среднемесячной зарплаты. А другая дрянь рассылала провокационные смс, мол, вышли срочно денег, я в Домодедово (что-то в этом роде). Мы видим подобное всякий раз, когда случается беда. Когда в прошлом марте взрывали метро, было ровно то же самое.
А рядом с подлостью идет раздолбайство. Вот я могу искренне и при всех признаться, что ненавижу аэропорт Домодедово. Я не знаю, по каким параметрам Медведев оценивает его как современный. Может быть, по стеклянному дизайну, количеству кафе и ассортименту дьюти-фри. Но сколько раз я оттуда улетал и сколько раз прилетал – там всегда был бардак и кавардак. Я однажды про это даже на страницах «ЕЖа» писал. А под Новый год и вся страна увидела всю домодедовскую современность в действии. Поэтому простите, но если где-то, в каком-то аэропорту и должны были что-то взорвать, то лучшего варианта, чем сделать это в Домодедово, не было. Я думал о том, что здесь не все в порядке, всякий раз, когда проходил через неработающую рамку в дверях, и не чувствовал ни малейшего интереса со стороны скучающей службы безопасности. А разве для кого-то стало сюрпризом, что менты занимались там двумя вещами – собирали дань с тех же бомбил и шмонали среднеазиатские рейсы? Сейчас дадут по заднице начальнику службы безопасности, создадут давку на входе, но пройдет неделя — и все станет по-старому.
Эти усиленные меры безопасности выглядят уже трагикомично. Потому что бессистемное хождение милиционеров по трое-пятеро в течение пяти дней – это как борьба с преступностью увеличением сроков. При том, что никаких преступников все равно поймать не могут, и им без разницы, каким будет наказание, которого они и так избегут. Замечено было уже несколько раз, что для этих усилений даже какой-то особый сорт ментов находят. Мой коллега смешно сказал, что они похожи на солдат Урфина Джюса из последней партии, когда волшебный порошок уже был на исходе. После мартовских взрывов нам пообещали в течение нескольких лет (!) установить в метро современные техсредства. И вот вроде бы приволокли какую-то технику на станцию «Охотный ряд». Но как она там работает и работает ли — непонятно.
Потому что помимо подлости и раздолбайства есть еще обычное безразличие ко всему. Не зря в эти дни на экранах столько израильских специалистов. Потому что в Израиле, как и у нас, идет война. Но израильтяне смогли это осознать. Они — как один за всех, и все понимают, что человеческая жизнь стоит бдительности, жестких мер, дотошности, потерянного времени, перестраховки, а порою и определенного вмешательства в частную жизнь. А мы, реально воюя 15 лет, все еще уверены, что взорвут где-то в другом месте и погибнет наверняка кто-то другой. Что ко мне это никогда не будет иметь отношения. Поэтому в донорских пунктах нет ажиотажа, поэтому «на курс рубля теракт не повлияет», поэтому музыка и ржач из приемника в машине не уменьшаются.
Не мы такие – жизнь такая? Бытие определяет сознание? Власть должна разобраться, власть должна защитить, власть должна принять меры? А вот я считаю, что выбор — быть ли негодяем, быть ли раздолбаем, быть ли равнодушным — человек делает сам. Не надо переводить стрелки на власть или таксистов. Из множества хороших людей рождается хорошая власть и хорошая страна. А из множества не пойми чего рождается то, что мы видим вокруг себя. «Воронье и гробы».
Leave a Reply