История председателя советского колхоза, осужденного за мужеложество, превратилась в арт-проект в Венеции
Если бы в 1964 году эстонские следователи, занимавшиеся делом Юхана Оясте, или судьи, выносившие ему приговор, узнали бы, что материалы уголовного производства будут переведены на английский и роскошно изданы и ему будет посвящен государственный павильон их страны на крупнейшей международной выставке, удивлению их не было бы предела. Но именно это и случилось: в эстонском павильоне на Венецианской биеннале художник Яанус Самма представил проект “Непригоден для работы. История Председателя” о судьбе фигуранта этого процесса, состоявшегося в советской Эстонии 50 лет назад.
Дело Юхана Оясте было во всех отношениях скандальным, но в те времена о таких историях упоминать публично не дозволялось. На скамье подсудимых находился ветеран войны, член КПСС и председатель колхоза, обвиняемый в мужеложестве. Точное число осужденных по этой статье неизвестно. Считается, что в среднем в год в СССР судили около тысячи геев. Юхан Оясте, признанный виновным, лишился работы, семьи (несмотря на гомосексуальность, он был женат и у него были дети), был исключен из КПСС и провел полтора года в заключении. Прозвище Председатель осталось у него в гомосексуальных кругах в Тарту, где он прожил еще 35 лет: в 1990 году 69-летний Юхан Оясте был убит – по одной из версий, советским солдатом, занимавшимся проституцией. В разделенном на три фрагмента фильме, который показывают в эстонском павильоне, Яанус Самма объединил два ключевых сюжета из жизни Председателя: его душит тот же любовник, который доносит на него в милицию.
В витринах – архивные документы и реквизит, использованный в видеореконструкции: тюбик вазелина, советские рубли, которые получил от Председателя любовник, гинекологические инструменты, использовавшиеся при судебной экспертизе.
Куратор выставки, итальянский арт-критик Эуженио Виола говорит о том, что Самма объединил коллективное измерение Истории с частной хроникой, позволил взглянуть на времена авторитарного режима благодаря образам и документам. В 1992 году, через два года после убийства Председателя, уголовное наказание за мужеложество в Эстонии было отменено, а в октябре 2014 года парламент страны одобрил “Закон о сожительстве“, который позволит однополым парам заключать гражданские партнерства. Это первый закон такого рода, принятый в стране, прежде бывшей советской республикой.
О том, как Юхан Оясте стал героем выставки, рассказывает автор “Истории Председателя” Яанус Самма.
– Все началось с исследования гомосексуальности в советской Эстонии. Несколько лет назад я начал делать интервью с пожилыми людьми на эту тему. В 2011 году в Эстонии прошла выставка о гомосексуальности под названием “Нерассказанные истории”, и меня пригласили в ней участвовать. Интересно было узнать, как геи знакомились, как выглядела их повседневность. Я начал делать интервью об их жизни в 60–70–80 годах. Это была аудиоинсталляция – посетители просто садились и слушали. И поскольку я нашел очень интересный материал, я решил продолжить эту тему.
– И история Председателя оказалась самой интересной?
– Да, я, конечно, услышал много интересных историй и встретил много ярких персонажей… Забавно, что почти у каждого было прозвище. В то время, когда гомосексуальность находилась под запретом, люди не использовали подлинные имена – так что там были Бабочки, Президенты, всевозможные животные. И тут появилась эта история о Председателе из Тарту, и я подумал, что через его жизнь я могу рассказать все самое важное: об уголовном преследовании – потому что он провел в тюрьме полтора года, – о насилии, о том, как геи знакомились, о проституции, и поэтому я решил сделать из его истории выставку на Венецианской биеннале.
– Должен признать, что я ничего не знаю об эстонской ЛГБТ-истории. До советской оккупации геев преследовали?
– Я не изучал историю до оккупации, но таких преследований геев, как при советском режиме, не было. Конечно, тема публично не обсуждалась, но и в тюрьму не сажали. А после оккупации были такие же законы, как и повсюду в СССР, максимальное наказание – 5 лет. Но я думаю, что в других регионах страны эта статья применялась активнее, чем в Эстонии. Точной статистики нет, потому что не сохранилось документов, но думаю, что редко доходило до того, что кого-то в самом деле сажали в тюрьму.
– Стало быть, история Председателя – исключение из правил?
– Похоже, что да. Я думаю, что они хотели сделать показательный процесс. Для системы нужно всего несколько таких осуждений в год, потому что всех остальных это будет держать в страхе. Так что закон работал на систему, даже если не применялся на практике. Ты знаешь, что запрет существует, и не так уж важно, сколько людей на самом деле сидят в тюрьме.
– Это похоже на то, что сейчас с политзаключенными в России. Их не так много, но общество запугано.
– Да, и если ты не устраиваешь систему, против тебя можно применить один закон, а против другого человека – какой-нибудь другой. Так что все могут оказаться виновными, и каждого можно посадить. Именно поэтому столько геев работало на КГБ. В КГБ им говорили: мы закроем на это глаза, если будешь нам помогать.
– Интересно, Председатель был коммунистом или его забрали в Красную Армию против его воли?
– Трудно сказать. Воевал бы он за немцев, за Советы или в эстонской армии, война – это всегда против твоей воли. Люди делали случайный выбор, за кого им воевать. Он выбрал Красную армию, не знаю почему, и даже стал героем войны, участвовал в битве за Великие Луки. И ветеранство давало ему социальные привилегии. Он был очень молод, когда возглавил колхоз, и карьера его шла весьма успешно до середины 60-х.
– Он был арестован, потому что один из его любовников обвинил его в гомосексуализме…
– Да, и думаю, что именно поэтому дело зашло так далеко. Похоже, что в Эстонии милиция не особенно хотела арестовывать геев, но если любовник давал против тебя показания, им приходилось действовать.
– Как вы получили доступ к его уголовному делу? Оно открыто для всех желающих или для вас сделали исключение, как для художника?
– Такие дела не открыты, но к ним предоставляют доступ, если ты занимаешься исследованием и можешь доказать, что это важно для твоей работы. Дело Председателя находится в национальном архиве. А поскольку я занимался темой гомосексуальности в советские времена, у меня было рекомендательное письмо, и оно открыло мне много дверей.
– Интересно, были ли в советской Эстонии знаменитости, о гомосексуальности которых было достаточно широко известно. Ну, скажем, как в России пианист Рихтер…
– Думаю, что это обычная история: в опере и в театрах было много геев, и были свои салоны, в которых они встречались. А вот таких знаменитостей припомнить не могу.
– И когда вы начали работать над историей Председателя, вы решили ее превратить в нечто вроде оперы.
– Да, когда у меня набралось достаточно материалов и прошла выставка, я решил выделить его историю и подумал, что тут нужен какой-то сдвиг или фильтр. Я собрал все вместе, и мне это напомнило либретто какой-нибудь итальянской оперы с трагическим финалом – его убийством в 1990 году, так что я решил добавить этот оперный элемент. Выставка разделена на две части: архив и моя интерпретация истории Председателя с видео и фотографиями. И я решил добавить театральную постановку, так что там есть макет сцены с подобием оперной ложи, где можно сесть и услышать арию, хотя на сцене ничего не происходит. Идея была в том, что существуют материалы и информация, но в их интерпретации столько же правд, столько же ответов, сколько посетителей на выставке. Я хотел создать такое специальное место, где можно поразмышлять, обдумать эту историю.
– Если бы такой проект оказался в российском министерстве культуры, министр бы скорее застрелился, чем одобрил бы его для национального павильона на Биеннале. Но в Эстонии ваш проект выиграл конкурс. Как это получилось?
– Да, это был открытый конкурс. Любой мог представить заявку, и их интересовала в первую очередь не тема, а художественная ценность проекта, а также биография художника и его артистическое заявление. Так что не подумайте, что это было так: “О, нам нужна какая-то выставка о геях, давайте возьмем вот эту”. Думаю, что было очень много обстоятельств, которые жюри обдумывало, прежде чем выбрать мое предложение. И это, конечно, не было решение эстонского правительства.
– Но тем не менее министерство культуры проект поддержало.
– Да, и это действительно тема, которая в Эстонии сейчас широко обсуждается, поскольку идет легализация партнерства. Это еще не однополые браки, но “Закон о сожительстве” одобрен и теоретически в 2016 году вступит в силу. Конечно, не все с этим согласны, так что идет большая дискуссия. Венецианская биеннале – для международной аудитории, и эту выставку важно показать в самой Эстонии, потому что ничего подобного еще не было, не было никаких исследований о гомосексуальности. Думаю, что когда выставка в следующем году откроется в Эстонии, только тогда и начнется настоящая дискуссия.
– А что сейчас эстонские критики говорят? Не обвиняют вас в подрыве моральных устоев?
– Поскольку выставка проходит не в Эстонии, о ней не так уж много пишут, только рецензии в журналах, посвященных искусству, и там ее обсуждают как обычную выставку, не концентрируясь на теме. Но когда выставка откроется в Эстонии, наверняка будет какая-то реакция. Не знаю какая, но пока все очень позитивно.
– Вы включили в свой каталог статью поэта Ярослава Могутина о том, как он пытался заключить однополый брак в Москве. Вы интересуетесь тем, что происходит с ЛГБТ-правами в России?
– Цель выставки – не просто рассказать историю Председателя, не просто говорить об эстонской гей-истории, но и о том, что имеет отношение к сегодняшнему дню, и о будущем, и о правах человека. Так что мы решили пригласить для участия в каталоге Славу Могутина, потому что Россия – наш сосед и пример того, как нарушаются права геев. Думаю, что тут и говорить особо нечего, все очевидно и печально. Много причин, почему все движется в этом направлении, и я могу только сказать, что это очень досадно.
– Есть подозрение, что Председатель был убит русским солдатом в 1990 году. Вы видели уголовное дело о его убийстве?
– Следствие не пришло ни к какому выводу. Дело до сих пор открыто, но я боюсь, что документы утрачены. У них было несколько сценариев. По одному убийцей был советский солдат – совершенно неизвестно, какой национальности – русский, эстонец, казах или кто-то еще, потому что в военной части, расположенной в Тарту, многие занимались проституцией и похоже, что это было ограбление. Солдату, который на следующий день окажется за тысячу километров, несложно было совершить такое преступление.
– Особенно в 1990 году, когда все уже разваливалось…
– Да, в то время царил хаос, так что такие вещи случались чаще.
– Яанус, вы только вернулись из Швейцарии, где на выставке “Арт-Базель” был представлен другой ваш проект – свитера с вышитыми надписями и рисунками…
– Пока я делал шоу в Венеции, я параллельно занимался этим проектом, более экспериментальным и не таким серьезным, но на схожую тему. Я собирал граффити из разных мест, где побывал – граффити, связанные с политикой и гомосексуальностью. Там есть разного рода непристойные изображения и тексты. И они стали узорами на свитерах, связанных вручную. Мне нравится это соотношение между публичным местом, улицей, и личным пространством твоего тела – такие гротескные вещи на материи, которая призвана тебя согреть… Я думаю, что надеть такой свитер – это своего рода заявление. А если у тебя есть смелость сделать маленькое заявление, у тебя хватит смелости и сказать что-то большее. Но это и своего рода игра, я все время играю с материалами. Например, у меня есть свитер с надписью Hair sucks (“Волосы – мерзость”), и для этого свитера я использовал очень волосатый мохер. Конечно, в этом проекте много иронии…
– Стало быть, ваши свитера можно носить, они не только для музея…
– Нет-нет, моя идея в том, что люди будут их носить. Например, у меня есть такая надпись Future is so queer, я ее обнаружил в Киеве, и в контексте моих свитеров она, разумеется, выглядит сексуально, но в украинском контексте – это политическое заявление, потому что будущее действительно очень чудно в этой части Европы.
Дмитрий Волчек
Источник: svoboda.org
Leave a Reply